Изок, 8-го дня, 209 г.
г. Беловодье.

План Совета Обороны по спасению заставы Березовка и по уничтожению Легионов Империи на подходе к городу неожиданно сорвался. Советниками не был учтен самый главный фактор - человеческий - что в беловодских реалиях являлось крупнейшей ошибкой.
Ополчение, которое должно было вместе со стражей города идти в поход, заявило, что не собирается покидать стены города. Боязно оно, да и противник страшный, у конструктов ж совести и милости нет, убьют только так и даже того не заметят. Ну и что, что из дерева, глины и прочих палок сделаны дуболомы, все равно ж бездушные. Лучше уж тут, за стенами посидеть и подождать, пока враг припрется, чем месить грязь Луговищ (а ведь еще бахвалились, мол, разорвут всех на республиканский флаг!).
Командиры стражи, увидев, что ополчение идти в поход отказалось, решили, что ну его, так рисковать жизнями своих отрядов, о чем своевременно сообщили Совету Обороны. Тем более, что воевода и герои уже далеко ушастали - никто теперь войско в бой не погонит, и можно спокойно отсидеться в Беловодье и глядеть, какие страсти творятся за рекою Смородиной. А там, если (точнее, когда) легионы дойдут до стен города, уже и вступить на защиту...

Вот и вышло - супротив огромной армии два бессмертных героя и один вполне себе смертный воевода. Да уж...Вот и все сопротивление захватчику!

Изок, 8-го дня, 209 г.
Равнина южнее г. Беловодья.
Река Смородина. Калинов мост

...Был мост. Ничем с виду не примечательный деревянный мост через совершенно мирную речушку местного значения, метров трёх («Кой трёх? Пяти не хошь?» — как утверждали местные) в поперечнике, с умеренно топкими берегами, парочкой коварных омутов, временами намекающих на своё наличие водоворотами, и смирным течением.

...Был день. Вернее полдень. Припекающее с небес солнце, томный запах нагретой травы с ноткой водяной свежести, гудение шмеля, рассекающий полёт стрекоз над колыхаемыми водой пятнами цветущих жёлтых кубышек.
На фоне этой панорамы был Мадж. Ничего не подозревающий о спонтанно возникшей заварушке Мадж...вернее Мадж, смутно подозревающий, что в мире перманентно случаются заварушки, стремящиеся упасть именно на его, Маджину голову, и потому пытающийся их избегать. Мадж, который надёжно и уютно укрылся от нескончаемых геройских поручений в прохладном тенёчке, под вышеупомянутой деревянной фортификацией, рядом с парочкой дремлющих удочек и Савелием Ыртхуковичем, мостовым троллем. Который, безусловно, всем был хорош — и хозяин гостеприимный, и за жизнь поболтать, и в картишки перекинуться… Одно перевешивало: упёртый же своей мостовости донельзя!
Вот и сейчас: сидели ведь душевно — ан нет! Как только заслышал стук да грoхот, так и попёр наверх, плату за проход требовать… Мадж только глянул наверх сквозь щели в досках — так и ахнул! Пришлось тоже выползать. Спасать дурилу…

Потому, что над головой Савелия, включившего грозного дикого тролля, нависали с бортов тормознутой им за заднюю ось тачанки сразу трое: Болеслав с кулаками, Добромир с дубинкой и Шон с маузером.
Вот так, совершенно случайно, узнал Мадж о начале военных действий, и о коварном захватчике, на юге окопавшемся. Узнал и опечалился.
— Проезжайте, — грустно сказал он анархистам. — Я его задержу…
И, схватив Савелия, повлёк его, сопротивляющегося, под мост, попутно успокаивающе на ухо нашёптывая, сколько скинет за безкоштовную переправу тачанки из карточного долга.
— Ты там этааа...Лэстера найди! — неслось вслед. — Пусь в разведку сходит! И карту срисует! И связь!! Связь пусть наладит!! Фланги заминирует!! Пифию пусть напряжёт — вдруг та чё увидит?!! И Фаню!! И пожрать пусть чего-нибудь пришлёт!! А ты за мостом пригляди… Пусть там по тылам никто не шастает… И этааа...если вдруг Шонова лошадь прибежит…
— ...какаяя лоошадь????..
— …. коонь!! Конь Шонов если прискачет... так коня-то напоиии…
«И-иии…» — наконец напоследок сказало эхо и снова наступила тишина.
… И снова шмели… стрекозы… умиротворяющий плеск речушки….кубышки над водной гладью…

Изок, 9-го дня, 209 г.
г. Беловодско – Ур Тангальская граница.
Застава «Березовка» Беловодской пограничной стражи.

    На заставе Березовка царила паника в лице двоих инспекторов. Сия паника причитала, мешалась под ногами и прочими способами изображала мирное население, которому на военном объекте быть, ну совсем не положено.
    Десятник Борис и героиня Фрейдис же занимались синхронным чесанием затылков. Все попытки выполнить служебный долг по задержанию противника разбивались о камни непроходимой тупости вражеской армии. Противника крыли отборнейшим матом (таким, от которого герои-гуманисты проигрывали соревнования на миролюбие). В конструктов кидались всякой гадостью. Была даже предпринята вылазка на тачанке. Установленный на ней огнемёт удалось заставить несколько раз пыхнуть в сторону деревянных конструктов, что, как ни странно, сожгло пару-тройку. Бесполезно. Враг как идиот пёр мимо заставы как ни в чём ни бывало…
    Решение пришло с юга. Оно восседало на самодвижном кресле, попивало лимонад, и по всем явным и неявным признакам командовало армией магомеханических болванов. И вот оно достало не пойми откуда магический рупор и с кряхтением провозгласило в сторону заставы:
    — Я есмь Енерал Легионов Добра ван дер Шпулькен! Сдавайтесь на мою милость или будьте уничтожены! Если Емпиратор позволит отклониться от плана...

Изок, 9-го дня, 209 г.
Равнина Южнее р. Смородины
Дорога на заставу «Березовка» Беловодской пограничной стражи.

Лошадки бодро рысили, тачанка подскакивала на ухабах, рессоры гудели.
— О, Вот и Малые Кочки! — Болеслав ткнул пальцем в направлении появившейся из-за горизонта деревеньки.
— Вот и славно, — отозвался Шимшон, — вроде цела, ничего не горит, значит, Легион сюда еще не добрался…
Около деревеньки обозначилось какое то движение. Шимшон приложил к глазу подзорную трубу:
— Угу, Легион не добрался, — Шимшон поводил трубой. — Разведка Легиона добралась.
— И много их? — забеспокоился Добромир.
— Обычный передовой дозор. Мелочь. Штук двести - триста, — беззаботно ответил Шимшон.
— Может объедем... — и Добромир нервно сглотнул.
— И на фига они нам в тылу? — Болеслав почесал в бороде.
— Да, нафиг — согласился с ним Шимшон, — садись к огнемету, тут делов на шесть минут…
Колонна Конструкто и тачанка неторопливо сближались. Шимшон весело насвистывал «Я на тебе как на войне…»
— Не в масть! — Шимшон опустил трубу и витиевато выругался.
— Что там? — напрягся Болеслав.
— Глиняшки.. В смысле, глиняные конструкты, терракотовая армия…
— Не горят?
— Вообще не горят.
— Поворачиваем? — обрадовался Добромир
— Щаз мы с Болей слезем и поворачивай, — Шимшон нашарил в тачанке лом. — Твоя боевая задача — береги лошадей. В драку не лезь. Как мы закончим — подъезжай.

Болеслав и Шимшон плечом к плечу стояли поперек дороги.
— Я беру на себя те сто штук, которые справа, — Шимшон ткнул пальцем в приближающихся конструктов.
— Добро! — согласился Болеслав. — Тогда я сто штук, которые слева.
— Посередке встретимся… Если наткнешься на «живого» — бери живьём, допросим. И это, бей им по коленкам, головы потом поотшибаем..

* * *

«И как кинулись да Герои на ворогов,
Как ясны соколы да на воронов,
Да на ворогов, да на тьму-тьмущую,
Как махнут рукой — так улочка,
Отмахнутся — перулочек,
А ударят в две руки
Прям широк проспект…»
Из Былины «Великая битва за Малые Кочки»

* * *

Над побоищем висела плотная керамическая пыль. Болеслав пытался отряхнуть. Это было достаточно бессмысленное занятие — оба героя были покрыты слоем пыли полностью, как рудокопы, вылезшие из рудника.
— Здесь были только конструкты, — Болеслав задумчиво посмотрел на кучи глиняных черепков, — а может, их командир сидит в деревне?
— Проверим. Эй! Добромир! — заорал Шимшон, — чего ждешь, езжай сюда!
В астрале что то скрипнуло, почему то запахло копченой колбасой, и рядом с героями открылся синюшный водоворот портала.
— Твою ж мать… — только и успел сказать Шимшон, исчезая в портале.

Изок, 9-го дня, 209 г.
Равнина Южнее р. Смородины
Деревня Малые Кочки.

Подлетевший на тачанке Добромир, вытаращив обычно незаметные за густыми-густыми черными бровями глаза, удивлённо пялился на то место, где только что схлопнулся портал, прихватив героя Шимшона.
— Куда это он??
Болеслав, энергично отмахиваясь от глиняной пыли, лишь пробормотал флегматично:
— Ты не пугайся так, это у Шона дело привычное. Это его Хранитель чудит, ему с неба виднее....

***
В чем в чем, а в радушии жителям Малых Кочек отказать было точно нельзя. Селяне встретили воинов с хлебом-солью и песнями-плясками. Пригласили Болеслава и Добромира в хату к старосте и устроили в честь победителей небольшой пир, достав почти все съестное из его ледника, что было. Лошадей же отпотчевали отборным овсом. Пригласили местного кобзаря и заставили играть и петь песенки. Несмотря на все усердное сопротивление и решительность не менее достойную, чем проявленную во время битвы, беловодцев все же накормили досыта местными припасами и напоили горилкой (хоть Болеслав, к его чести, пить упорно отказывался, объясняя, что при исполнении, и вообще нечего пьянствовать, когда враг на пороге). Даже собирались выдать за воеводу Добромира замуж дочку местного кузнеца, больно уж он и при почтенном возрасте был статен - стать, плечи, рост, усы, брови, во! Еле он объяснил, что жена уже есть, и что во второй как-то надобности нет...

- Слушайте, а эти конструкты, они первые, или вы еще других видели? - спросил Болеслав, когда крестьяне уже чуть-чуть остыли в своем гостеприимстве.
- А отчего ж не видели, - отвечали ему, - Вон пастух Славка сегодня за Монастырем коров пас и, мол, заметил там большу-у-ущую такую ораву.
- Деревяшки в основном.
- А сколько их примерно было? - поинтересовался воевода.
- Да дохе…
- Куда уж нам считать! Тьмы их там…


- Ясно, значит тысяча точно наберется.
- Добр, запрягаем лошадей, пора в путь.
- Действуем по старому плану?
- Да. Едем сейчас до Монастыря, останавливаемся на ночь. Завтра прорываемся с боем к заставе, забираем, кто там есть, и шуруем обратно.
...и сейчас, по пути, к речке заодно заедем, хорошо?

Изок, 10-го дня, 209 г.
г. Беловодье.

Тем временем браво отсиживающиеся за городскими стенами жители морально и физически готовились к возможной обороне Беловодья. Устраивали смотры ополчения и маршировали по улицам, делали какое-то подобие учений - новобранцы ломали палками условного врага, пугала. Причем вполне успешно, что в некотором роде обнадеживало Совет Обороны Республики. За дни усердных тренировок было выведено из строя несколько десятков чучел, и это при почти полном отсутствии потерь со стороны беловодцев. Пострадавшими насчитывался лишь один молодой ополченец Ивашка, который настолько неудачно замахнулся дубинкой на условного противника (а он, как назло, был сделан на редкость крепко), что оружие, отскочив от него и не причинив тому никакого ущерба, разбило неудачливого защитнику вольницы нос и снесло ряд зубов.
Ополченец Ивашка, так подло испортивший статистику по ликвидации чучел, стал считаться первой невинной жертвой бессмысленного и жестокого военного противостояния…

За неимением какого-либо оружия у большинства граждан в дело шли все более-менее устрашающе выглядящие и способные причинить хоть какой-то урон врагу предметы - включая разные палки, скалки, плетки и дубинки, что уж говорить про использование вил, ножей, кайлов и топоров и про еще более престижное оружие. Кузнецы буквально целыми днями и ночами трудились над созданием оружия и перековкой старых инструментов - многие из них даже бесплатно, ведомые лишь желанием помочь родному городу, а не жаждой наживы на своих согражданах. Бывшие садоводы брали в руки заточенные лопаты и тяпки - теперь уже не для того, чтобы полоть грядки и копать землю, а чтобы с этими благородными орудиями труда идти на стены и отбиваться от магомеханических полчищ Империи.

Постепенно совершенствовались фортификации, доселе состоявшие лишь из деревянных стен вокруг города и башен. Как обычно, все делалось с беловодской любовью к импровизации. Горожане своим трудом стали возводить еще одно кольцо стен и рыть ров - оборона, конечно, не ахти, но всеми считалось, что врага она задержит точно на недолгое время (этот принцип местными стратегами будет позже называться основной аксимой беловодской обороны, от которого Совет Обороны и будет в дальнейшем плясать в своих действиях). Все-таки, в отличие от наивных граждан, которые свято верили в возможность уничтожения магомеханической армии садовым инвентарем и голым энтузиазмом, советники были несколько большими реалистами и имели все основания считать, что если герои не смогут остановить Легионы Добра на подходе к Беловодью, то тогда их не остановит вообще никто.

Меж тем вот-вот грянет очередное вече...

Изок, 10-го дня, 209 г.
Река Смородина. Калинов мост.

Зудящая въедливым комаром маета не покидала Маджи ни на миг с тех пор, как опала на грунтовую дорогу пыль с-под колёс умчавшейся на юг тачанки. Как в тумане бродил он вокруг Калинова моста, всматривался тревожно в даль, вздыхал и охал: и когда удочки, враз опостылевшие, сматывал, и когда вылавливал из тины отправленную Лэстером болотную черепаху с нацарапанной на панцире картой, и когда в торбе своей ревизию устраивал да лишнее выбрасывал…

Тролль Савелий с видом побитой собаки топтался следом, чавкая по прибрежной жиже лапами в драных, прорванных на пальцах, видавших виды носках, и бесконечно бубнил. Что, дескать, и ростом Мадж не вышел, и ножки у него короткие, и ручки хлипкие, и сам он не боец ни разу… И нечего, мол, ему нарываться да за Калинов мост на войнушку ходить — ладно ещё, что помрёт опять, так ведь до того и огребёт немеряно.

Маджи губы упрямо поджал, но отмалчивался. Что не шибко воевать справный он и сам про себя знал. А вот про ручки-ножки - неправда. Они у него вполне годные, для дварфа-то. Тем более, что с Савельевой колокольни, кроме него самого, только папаша его, Ыртхук, правильным пропорциям соответствовал. Но слушать высказанное вслух всё равно было неприятно.

Тролль же, хоть и бухтел непрерывно, но выброшенное из сумки барахлишко геройское по-хозяйски в лопухах припрятал. Потом подумал-подумал, и, снова в них порывшись, извлёк шпажку эльфийскую, слегка поржавевшую, да рогатку, хоть и потемневшую от времени, но добротную.

— Ты вперёд-то не лезь, — тоном то ли бывалого вояки, то ли хлопотливой няньки напутствовал Савелий, цепляя на Маджа раритетную амуницию, — схоронись понадёжнее, да отстреливайся. Вон бери пример с Лэстера: его и не видно, и не слышно: придумал отмазку, что, мол, в разведке, и вроде как при деле… Вот и ты не высовывайся, а ежели кто доберётся таки до тебя, так ты его сабелькой! Вжихх так.. Понял?
— Савелий, ты этааа…
— Да знаю, знаю. Не бойсь, я тут за переправой пригляжу. Чай диспозицию понимаю…
И тролль поудобнее уселся на серый придорожный валун, нагретый солнцем, приготовившись долго смотреть вслед.

А Маджи развернулся и зашагал по дороге на юг. Воевать.

Изок, 10-го дня, 209 г.
Равнина южнее р. Смородины
Монастырь Присмородинская пустынь.

Уже садилось за спинами героев солнце, когда среди зеленых лугов и нив начал отчетливо вырисовываться силуэт Присмородинского монастыря - крытые соломой крыши, высокий деревянный шатер храма и стоявшие в ровный ряд крашеные резные истуканы-божки.

- Ну, вот и приехали, - улыбнулся Болеслав и довольно потянулся. В ответ от засыпающего Добромира он услышал лишь тихое уханье. Видимо, еда и питье подействовали на непривычного к таким объемам съестного воеводу.
- Ты погоди засыпать-то, скоро уж тебе и постель будет… это тебе не в штабе сидеть, в поле веселей.

Снова посыпались недовольные ворчания, то воевода бурчал, что он не какая-то там штабная крыса, как считают некоторые дварфы, а кровушку свою во имя свободы проливал в какие-то далекие-далекие годы и вообще с жизнью походной не понаслышке знаком. Добромир завершил свою вялую сонную тираду - и поплыл над Луговищами богатырский храп…

***
Подъехав на меньшее расстояние к монастырю, Болеслав заметил, что над въездными воротами развевается флаг Емперии.
- Добр… похоже, сейчас не судьба нам отоспаться.
- Чего? - пробурчал сквозь сон воевода.
- Потом, говорю, поспишь, - рявкнул дварф и растормошил товарища.
- Ну ё-моё…

Только сказал это Добромир, как сторожевой конструкт, стоявший один-одинешенек на стреме у въезда, поднял тревогу (а конструкты-сторожа, они вам не обыкновенные болванки, у них, между прочим, на головах особые высокотехнологичные магические пищалки). Деревянный человечек, прежде чем поймать пустой башкой камень, брошенный Болеславом, издал неприятный пронзительный визг, схожий с комариным. Не прошло и минуты, как из-за ворот монастыря показалась огромная толпа дуболомов, что медленным и нестройным шагом двигалась на тачанку.

- Так, Добр, ты за огнеметом, я на вожжах. Сейчас вооон эту толпу в поле выманим, а ты пали, что есть мочи…

Трещали и стрекотали кузнечики. Низким басом угукала где-то далеко-далеко какая-то птица. Зевал и ворчал Добромир, матерился под нос Болеслав. Громко дышали лошади, гудели рессоры. Шипело пламя, выпускаемое из огнемета. С треском горели деревяшки-конструкты… Помимо привычного аромата луговых трав отчетливо несло запахом горелых поленьев.
Вообще, в битве мало было героического. Тачанка носилась, как угорелая, кругами вокруг неповоротливых толп легионеров, что перли и перли нескончаемой толпой, и поливала супостатов огнем. Да так, что немалая часть боеприпаса была израсходована. Впрочем, алхимической горючей смеси было много, терпения и усидчивости беловодцев еще больше, что уж говорить про количество магомеханических солдат Емперии - эти факторы накладывали свой отпечаток на однообразность тянувшейся уже более часа битвы… А тачанка все нарезала и нарезала круги, преследуемая толпами дуболомов...

Прошло несколько часов, и все поле у монастыря было усеяно догоравшими и дотлевавшими остатками емперского воинства. Ночь окончательно воцарилась на Луговищах.

Изок, 10-го дня, 209 г.
Равнина южнее р. Смородины
Монастырь Присмородинская пустынь.

В самый решающий момент появился Мадж.
Ну то есть как решающий… Если бы Мадж мог бы с ходу просекать ситуацию, то сообразил бы, что лучше было б ему засветиться пораньше. А чтоб совсем идеально, так можно было б и припоздниться, подгадать к финалу. Но уж как получилось. Однако к рефлексии Маджи никогда не был склонен, а потому если б его спросили, то сказал бы он уверенно, что явился вовремя и кстати.

Хоронясь в ракитовом кусте, застал он стремительно уносящуюся к дальнему горизонту тачанку, и с азартным топотом прущую за ней погоню. Сперва-то он, чуть не поддавшись чувствам, хотел броситься следом — и, так сказать, рубить и кромсать супостатов с тылу. Но замешкал, и оказалось удачно: не успела пыль осесть, как тачанка уже летела обратно, и словно нитка за иголкой, вилось за ней, точно повторяя виражи и повороты, магомеханическое воинство.

Получалось почти красиво. Маджи аж загляделся. На ум пришла лирика. Мол, если бы ещё у тачанки был парус…. Или не — крылья! Во! Раскидистые такие, кожистые…

Однако мечты мечтами, а глаза дварфовы меж тем вышаривали возможности. Из монастырских ворот как раз выгрузилась завершающая партия емперских чудил, и деревянный часовой, попискивая, наладился двери захлопывать. Однако замешкался — камнем что ль створку заклинило. Тут Маджи свой наблюдательный пост покинул, быстро-быстро, пригибаясь, домчался до ворот, и, прямо с разбега, приложил караульного по магомеханической головушке. Та пискнула негромко, но что-то в ней всё ж повредилось — конструк замер, застыв не то куклой, не то пугалом...

И только Маджи нацелился аккуратно заглянуть во двор, как случилось непредвиденное. Толпа конструктов, очевидно, по какой-то странной случайности, вознамерилась отступить с поля боя, и теперь стремительно надвигалась на так удачно захваченный дварфом плацдарм. Медлить было нельзя. Маджи резво подхватил обездвиженного часового, заволок его за ворота, захлопнул их, и заложил своим трофеем заместо засова. Подоспевшие громилы беспорядочно бились о двери с той стороны, но преграда получилась надёжная. Маджи довольно потёр руки и, наконец, повернулся — во двор передом, к воротам задом…

Ловушка захлопнулась. Вернее, сам себя он в неё захлопнул. Как только Маджи это сообразил, было уже поздно: с разных сторон, уже по эту сторону ворот, стягивались ему навстречу емперские магомехи — видимо те, что оставались в резерве. На крыльце же стоял сам Енерал, указующе на Мажди перст выставив.
То, что Енерал это Маджи может бы и не сообразил — мало ли чудилищ по Пандоре разгуливает? Но у этого такая перевязочка через плечо имелась, и на ней, золотым по алому, так и значилось на общепандорском: Енерал. Дальше надпись, огибая торс, уходила на спину, и подробности поэтому оказались недоступны. Но это уже и не так важно, основное-то было ясно. Он здесь, типа, за главного, и зашедшего на минуточку Маджа невзлюбил с первого взгляда.

Ну нет — так нет, не больно и хотелось. А вот с топающими со всех сторон конструктами нужно было что-то делать. Они, по команде Енерала, тоже дружить не хотели. А бежать Маджи было некуда: за спиной ворота подпёртые, в которые с той, наружной, стороны уже ломятся такие же дуболомы....

В общем, делать нечего. Полез на ворота. Благо они добротные, высокие, не то, что дварфа — орка выдержат. Быстро полез, по правде-то говоря живо одним махом взобрался. А там уселся верхом. Удобно получилось — ну вроде бы как на скамье даже, только высоко и потряхивает. Конструкты же, что на него мчались, притормозить не успели — так со всего маха об створки и ломанулись. Ворота от такого удара натужно подались, но выдержали. Зато те магомехи, что остались снаружи беспорядочное своё постукивание прекратили — видимо, впечатления осмысливали. Но недолго: ровно через миг ответный удар той же силы прилетел с их стороны.

И понеслось. Маджи ритмично подскакивал, невольно сопоставляя усилия и результативность обеих команд. Ворота не сдавались. На пришлого дварфа, скачущего на них верхом, никто внимания не обращал. Кроме Енерала.

Тот, продолжая стоять на своём крылечке, стал как-то сразу значительно ниже. Совершенно несолидно задрав голову, он, покраснев от натуги и гнева, махал кулачками, указывая на Маджи, что-то кричал, и даже топал ногами. Но его совершенно не было слышно. И тогда герой Маджи достал троллью рогатку, и, поймав ритм подпрыгивающих ворот, начал методично расстреливать Енерала всем подходящим для этого барахлом, из завалявшегося в карманах. Даже монетами. Получалось обидно. И больно. И не по правилам.

И Енерал сбежал. А Маджи стало скучно. Но к тому времени удары стали слабеть, видимо, магия в магомехах стала заканчиваться. Когда солнце заклонилось к закату последние трепыхания стихли: ворота победили.

Маджи не спеша спустился наружу, и, где перешагивая, а где и перелезая через завалы из поверженных дуболомов, неторопливо, щадя отбитую пятую точку, двинулся искать улетевшую куда-то вдаль и без него тачанку.

Изок, 11-го дня, 209 г.
г. Беловодье. Главная площадь

    На крыльце Ратуши стоит глашатай, рядом с ним трубач, периодически дудит в рожок.
— Сограждане! Слушайте и не говорите, что не слышали! Наши доблестные войска стремительной атакой разгромили Легионы Добра и освободили монастырь Присмородинская пустынь! Войска Емперии разбиты наголову и понесли гигантские потери! Враг в страхе бежит! Наши войска развивают успех и перешли в сокрушительное наступление!
Ура! Ура! Ура!

Изок, 11-го дня, 209 г. г.
Равнина южнее р. Смородины
Монастырь Присмородинская пустынь.

Памятная встреча двух героев и одного воеводы произошла перед монастырскими воротами, когда тачанка, возвращавшаяся к ближайшему приюту, наткнулась на Маджи. Тут же пошли обнимания и лобызания - и что, что виделись недавно, в такой глуши, в дни опасности встретить родную душу или даже более, друга, особенно приятно. Даже несклонный к сентиментальности Болеслав как-то растрогался.

Далее во двор высыпали монахи, с облегчением поняв, что оккупант, видимо, разбит и что наши наконец пришли. Выразили благодарность Богам, Духам и всем прочим небожителям, обрадовались героям, рассказали им во всех деталях, как было при Емперии худо, после чего основные действия плавно перетекли в трапезную, где намечался второй за день пир. Духу у героев отказаться снова не оказалось.
К чести монахов, количество явств и их качество ничуть не уступали обеду сельскому. Еще бы, служители беловодских богов явно не дураки были поесть хотя бы потому, что пунктов об аскезе в местной религии не существовало. Они не были дураками до такой степени, что на столе помимо привычной на севере пищи нет-нет да встретится что-нибудь экзотическое, растущее лишь в южных широтах.
Герои встречу оценили и уминали еду за обе щеки. Добромир же заснул крепчайшим сном, храпя на десять верст в округе, как только сел за стол…

Лишь одно омрачило героический праздник. Настоятель пустыни, упитанный отец Аммоний, болтавший без умолку в течение всего празднества, случайно обронил:
- ...Не, но вы, конечно, пришли вовремя. А то Енерал, тот, кстати, редкостный хам, и откудова их таких в Енперии находять, говорил мне, вот, мол, тут обитель нашу в форт переделают и сгонят сюда, мол, сколько-то там тыщ солдат, во как говорил. Причем, мол, они придут уже завтра, во как! Боги мне судьи, и не припомню сколько и когда, навру ж еще вам... И, главное, сердце мое ажно екнуло, только представил такую ордыщу - она ж и в стенах-то монастыря не уместится, если только штабелями хоризонтально укладывать...

Изок, 11-го дня, 209 г. 209 г.
г. Беловодье. Главная площадь

«Вона над градом Белом бой,
- Это бьёт колокол вечавой.
Звонарь играется,
Народ сбирается...»
Старинная песня о народном вече.

На Вечевой площади только что закончилось очередное народное собрание. Темы были животрепещущие (еще бы, ведь это война, а не всякая мелочь!), потому граждане были особо активны, ими использовались в разговорах с оппонентами самые экспрессивные выражения из существующих, шум и галдеж были как никогда заметны, а почти всякое обсуждение норовило перейти в неподконтрольный никому, включая даже могущественных Хранителей, мордобой.

Впрочем, несмотря на некоторую напряженную обстановку, собрание прошло почти без инцидентов.
Единственная беда приключилась с городским дурачком, мечтателем и фантазером Истомой, которого из-за того, что он искрил, как обыкновенно, весьма оригинальными предложениями, выгнал кто-то пинками с площади, чтобы он не тратил народное время. В этот раз предлагал создать магомеханическую воздухоплавательную армию, сделать подкоп под тыл врага длиной в сотню верст и внезапно напасть из-за спины, а затопить водой все Луговище, чтобы конструкты все подохли - причем требовал это сделать все, одновременно и сразу для большего эффекта. Мечтатель и дурачок Истома, глубоко оскорбившись действиями сограждан, заявил, что его идеи никто не понимает, и что он отныне никогда не выйдет из избы и не скажет никому ни единого слова, будет годами молчать и держать все замечательные идеи при себе, хотя уже на следующей день его видели болтающим с торговкой на рынке и советующим начать разводить в хозяйстве хомячков, чтобы потом задорого продавать их шкурки. Потому что их цена в связи с войной якобы резко подскочит.

Из итогов веча:
Казначейство Беловодской Республики откроет военные займы. Народу были предоставлены хитроумные и сложные подсчеты, по которым каждый гражданин Беловодья может оформить займ в размере двух сольвов, и эти деньги пойдут на обеспечение войска хорошим вооружением. Деньги будут постепенно возвращаться Советом после того, как легионы Империи будут разбиты (то есть, как мрачно шутил кто-то из советников, не будут отданы никогда).
Будут проведены переговоры с Сольвейгом о помощи в войне. Совет Беловодья упросит своих северных соседей поставлять себе оружие, доспехи, алхимическую огненную смесь и прочие необходимые для боевых действий вещи в большем количестве. Также будет выпрошена/вымолена/вытребована у союзников помощь войсками или хотя бы тренерами, т.к. местное ополчение единственное на что годно, так это на то, чтобы грязь сапогами месить, а стража слишком малочисленна, чтобы остановить вражескую армию.
Беловодские инженеры-пироманы из гоблинского района Болотовки улучшат систему обороны города, дополнив ряд стен и частокол проложенными вокруг стен стальными трубами, заполненными огненной смесью и оборудованными клапанами и насосами. Во время атаки на противника со склонов холмов текла бы горящая смесь, что вывело бы из строя конструкты и просто бы эпично и мощно смотрелось. Предлагалось также каким-то образом вмонтировать в городские стены огнеметы и использовать при военных действиях местных волшебников.
В связи с последним рацпредложением Совет заявил, что также увеличатся расходы на пожарную безопасность.

Изок, 12-го дня, 209 г. 209 г.
г. Беловодье. Главная площадь

К дверям Ратуши приколочена бумажка:
«Из выжших сртратегических соолбражений наши войска оставили монастырь Присмородинская пустынь и отошли для перегрупировку»

Изок, 12-ого дня 209 г.
Беловодско – Ур Тангальская граница.
Застава «Березовка» Беловодской пограничной стражи.

— Эх, раззудись пле-чо, размахнись ру-ка
Чтобы в две руки, да на два пол-ка.
Как взмахну сюда — так летят болты,
Как взмахну туда — шестерым кранты!

Гарнизон заставы Березовка, под начальством десятника Бориса и героини Фрейдис, задорно махал дубинками и топорами во все стороны. Деревянные и глиняные болваны ломались на раз-два, что сильно поднимало боевой дух. Правда проблема была в том, что в сторону Енерала они продвигались, ну очень медленно…

— Ну как оно, продвигаемся?
— Вроде ближе стали… Или это он ближе подъехал… Шайтан его знает, короче! Продолжаем!

— Уже час колупаемся, долго ещё?
— Чё-то долго…
— Да ну его на! Отступаем!

Изок, 13-го дня, 209 г.
г. Беловодье. Главная площадь

Сообщение на стене Ратуши. Аккуратно и даже любовно выведенные черными чернилами буквы, соблюдение норм орфографии, красные строки и абзацы где надо и даже трогательная картинка, изображающая бравого беловодского стражника в красном жупане и с бердышом в руке, воин этот победоносно, с улыбочкой попирал поверженного дуболома - все это говорило о том, что подготовлен данный листок не где-то на фронте за пять минут абы как. А делался с чувством прекрасного, старанием, талантом и с толком.

«Граждане Беловодья!
В ходе долгих и продолжительных боев победоносное войско Вольной Беловодской Республики одержало героическую победу над превосходящими силами противника и освободило от вражеских орд стратегически важное поселение - Присмородинскую пустынь. Армия противника разбита и полностью уничтожена, планы захватчиков по лишению независимости свободной Республики нарушены. Потери агрессоров не поддаются счислению, выведены из строя сотни и тысячи конструктов. Наше отважное войско продолжает освобождение юго-восточных территорий, страдаемых из-за гнета оккупантов Емперии, готовясь гнать их до самых границ пустынь, а затем и до дворца Емпиратора. Граждане, верьте и знайте: злодей будет в скором времени разгромлен! Пандора снова будет свободна!

Совет Обороны Республики Беловодье.
Ответственная за пропаганду и народное просвещение в условиях войны,
Бессменный лидер Беловодской Партии Бабушек,
Гражданка б. Агафия.»