Сгустились лиловые сумерки - такие же яркие, как крашеные волосы старой девы. Рыцарь, глухо матерясь, пытался выбить искру на огромный ствол старого дуба. Этот дуб он выволок из ближайшего болота, где тот пролежал, судя по всему, никак не меньше 50 лет. По крайней мере, в округе не было видно ни одного дуба, даже среди подлеска - сплошь березы. Но такие мелочи бравого Гексагона ничуть не смущали.

Взошли звёзды и полная луна. Впрочем, они почти сразу затянулись тучами. Неподалёку завыли волки. В голове у рыцаря промелькнула мысль о том, что яму поодаль от бивуака он вырыть успел, но зачем-то нужны ещё и 2 палки. Какие палки, зачем? Причём тут волки?!
Огонь отказывался зажигаться на срезе мокрого дуба, зато меч успел заточиться настолько, что им можно было бы побрить муху. На лету. Если бы руки не дрожали - от усталости и вчерашних возлияний....

- Госпожа гоблинша, господин странствующий рыцарь! Не откажетесь ли вы принять скромную помощь от случайного путника? - раздался за его спиной мягкий и вежливый голос.
Гексагон пораскинул мозгами, отложил меч, зачем-то взял в правую руку точильный брусок. Ещё пораскинув мозгами, поменял их. Развернулся и увидел стоявшего поодаль незнакомца (хотя в этой тьме и знакомца не узнаешь!), закутанного в тёмный плащ.
Незнакомец вежливо приподнял шляпу на голове, и даже изобразил поклон. "Странно, это у всех по ночам глаза красным светятся, или?...." - попытался задуматься рыцарь. Но, поскольку мозги уже дважды были раскинуты, додумать эту мысль ему не удалось. Он машинально ответил:
- О, благородный путник! Мы будем рады разделить с Вами наш скромный ужин и ночлег!
После этого незнакомец, не медля, выдохнул струю пламени - и старый, насквозь пропитанный болотной жижей ствол дуба сразу же занялся весёлыми язычками пламени, обещавшими и горячий ужин, и тёплую ночёвку, и приятную приватную беседу со случайным путником.

"Ну наконец-то!" - встепенулся Сэд. От долгого ожидания он успел задремать, и только приятное слуху слово "ужин" вернуло его в реальность. А та на свежий взгляд затомила неким несоответствием, сформулировать которое внятно Сэд не смог, даже для себя. Однако отметил, что ишачок притаился в кустарнике - пасся тихо и настороженно косил лиловым глазом. Крысиная интуиция посоветовала не высовываться.
Троица же у костра явно нашла общий язык: размеренная беседа изредка прерывалась хихиканьем гоблинши. Костерок же, крысу, на собственной шкурке знакомому с пламенем, показался странноватым - навевающим мысль о болотных огнях, холодным, словно лунный свет...

Тем временем, под личным обаянием новоприбывшего элегантного джентльмена, гоблинша сбегала до ближайшего родника с котелком и всеми фляжками. И сбегала очень быстро - причём, впервые не под влиянием пинка от дяди, а просто от вежливой улыбочки этого таинственного, очаровавшего всех незнакомца. Надо отметить - даже ишак, вопреки своей вредности, убрал задние копыта с бурдюка вина, на котором он невзначай топтался весь вечер. Тем временем вода в котелке вскипела, гоблинша и сама не поняла - как и когда, но успела нарезать туда.... что-то, мимоходом собранное по дороге, что-то, собранное на поляне, а что-то - собранное её дядей в "дорожную котомку". Всё это время она отчаянно строила ему (незнакомцу в плаще, а не дяде!) глазки, и даже предлагала изучить повнимательнее любимый ошейник - с 6-ю рядами острых серебряных шипов наружу.

Незнакомец изящно-доброжелательно ускользал от знакомства с неформальной бижутерией, переводя акцент беседы на вопросы теологические, чем доводил Гексагона до восторженной экзальтации. Палладин уже пересказал жизненный путь и основные деяния Кутбета, и с воодушевлением принялся перечислять основные обеты первой ступени. Крысу же, глядя на эту идиллию, вспомнилось детство в замке, и старая бонна, вырастившая не одно поколение замковых крысят. Молодость они провела на пиратском судне, и знала массу историй и сказок со всего мира. Вот её-то сказка, про безобидного с виду человеческого мальчика с волшебной дудочкой, коварно заманивающей за собой, почему-то пришла на ум Сэду. Хотя самому ему хотелось подползти поближе, да так, чтоб поднырнуть под руку незнакомцу и потереться об неё спинкой, как это делают кошки - и за что презираются всем крысиным сообществом...
Испортил всё ишак. Подошёл к незнакомцу и уставился на него в упор своими печальными глазищами. Тот сперва делал вид, что не замечает, но потом стал как-то съёживаться, блёкнуть.. Гексагон на полуслове оборвал свою ораторию, да и гоблинша притихла, задумчиво помешивая похлёбку. А крыс вспомнил, что он так и не ухватил ни кусочка, хотя желудок его стонет ещё с заката. А незнакомец почему-то сказал вслух:
- ..и вообще, я - вегетарианец!

Ночь обрушилась на путников - как топор дикого варвара обрушивается на голову эстета..... И только кровавый блеск в глазах нового (собеседника? спутника? приятеля? Да-кто-он-вообще-такой?! Ах, спать-спать-спать....) собутыльника явственно пообещал - он будет хранить их сон, жизнь, честь, костёр.... ну и вообще - всё, что приходится хранить, давая такое обещание. Даже если оно, это обещание - было лишь вспышкой огня в глазах.

Только маленький ишачок, упёршись четырьмя копытцами, нелепым диссонансом мутил картинку. Сон, жизнь, обещания - всё уже давным-давно было взвешено и измерено его внутренними весами. И чем больше сгущался пламенный морок незнакомца, тем упрямее крепло сопротивление ишачка. Словно на убаюкивающей водной ряби подпрыгивал поплавок,
и, переламывая её ритм, взбивал свои, крошечные, волны. И от этого в засыпающем сознании пульсировала беспокойная точка, не давая раствориться полностью.

Гексагон устроился на куске реликвии и тут как молотом по голове ударило: "Странный он, этот незнакомец, нельзя таким доверять, а я уши развесил, да ещё и выболтал кучу тайн паладинских, нет, определённо спать нельзя, что-то тут не чисто."
После этих мыслей он незаметно для окружающих разгрыз 3 зерна кофе и ещё одно сунул в карман к Сэду. Словом это зерно он практически насильно сунул в самого Сэда.
После этого паладин окончательно устроился и сделал вид, что заснул.

Он притворился настолько искусно, что ему даже показалось, что он видит какие-то сны. Окончательно проснуться... избавиться от караульной службы ему удалось лишь в полдень. Оказывается, он настолько удачно притворялся, что даже улегся на попону и укрылся плащом.

"Ну и жучара всё-таки этот палладин, - думал крыс, разжёвывая кофейное зерно. Проснуться не получалось, однако мысли вернулись, и даже необычайно яркие и умные. - Ходим не первый день, я ему, можно сказать душу открыл, последнюю рубашку и всё такое, а он всё это время кофе от меня нычил.."
Тем временем проснулся и слух.
- А неплохо ты справляешься, - голос незнакомца звучал заинтересованно, - Для искусственного интеллекта весьма даже. Только, знаешь ли, с природным даром тебе не сравниться.
- Ещё бы! То, что ты называешь природным - результат случайного генетически-видового набора, - говорил ишачок тоном учёного аналитика - в моём же генетическом коде случайности исключены и вероятность стихийной погрешности минимальная.
- Но отфильтрованная генетическая цепочка лишает тебя и включения спонтанных возможностей при форсмажорных ситуациях. А это - адреналин!! И дополнительные эмоции в процессе!!
- Блок подстройки и копирования. Считывание в процессе, аналитика... - спокойно пояснял ишачок. - Пока ты адреналинишь, я отзеркаливаю и совершенствуюсь. Эмоции - в результате.
Крыс приоткрыл левый глаз. Незнакомец и ишачок сидели рядышком у костра. "От, блин, нашли друг друга! " - подумал он вяло, захлопнул глаз, и, повернувшись на другой бок, заснул.

Солнце светило в глаза, паладин проснулся, умылся, напялил доспех и начал завтракать тем, что осталось от ужина. На сей раз он на забыл о Сэде и накормил и его.
После этого он развалился на травке и стал ждать пробуждения гоблинши, а что ещё делать, глаза же ведь спят.

Так что гоблинша, проснувшись, застала обычное женское утро: глаза не крашены, жрать нечего, костёр погас, мужики дрыхнут, "коняга" непоена...