— А чего это вы, херр Ханс, из Нортина-то уехали?
    Ты улыбаешься, куря трубку, и не торопишься с ответом.
    А чего торопиться? Солнце светит, под крышей мансарды прохладно. Приятные ароматы сирени переплетаются с дымом, который клубится во рту, и даже виды на крепостную стену, опоясывающую ваш маленький городок-форт, потерявшийся между гор и лесов, никак не портят настроение.
    Тем более не портит бестактный, пусть и ожидаемый, вопрос.
    — В эту игру можно играть вдвоём, — весело замечаешь ты и подмигиваешь собеседнику. Он тушуется. — Вам бы в академиях выступать, господин Янь-Ло, а вы у нас время тратите.
    — Я занимаюсь важной работой! Мои наблюдения очень важны для науки!
    Ты усмехаешься, не собираясь спорить. За свою науку Янь-Ло готов сражаться до последней капли крови. Истинный гоблин. В хорошем смысле.
    — Я просто люблю рыбалку. А эльфы — не очень.

    Ты идёшь по улице, неся на спине корзину с сегодняшним уловом. На рынке оживление; тебя замечают, приветствуют, здоровья желают. Ты скупо, но добродушно отвечаешь, а потом заходишь в свою лавку.
    Тебя уважают, с тобой считаются. Ходят слухи, будто ты с героями много путешествовал и знаешь о дикой Пандоре столько, сколько ни в одном фолианте не написано. Но ты сам так не считаешь. Да, из твоих прежних друзей мало бы кто решился выйти за крепостные стены и уж тем более заночевать под открытым небом, но здесь настоящий Фронтир, здесь каждый это умеет.
    До ближайшего города — дня два на коне по бездорожью. Можно и пешком через гору напрямик, но только не через Зольную.
    Ты потрошишь рыбу. Отточенными движениями и одновременно нежно, как будто губами по коже девицы проводишь. И раз-два-три, раз-два-три...

    Комендант крепости тоже любит беседовать с тобой в мансарде. Ты можешь расположить к себе кого угодно, ведь путь к сердцу лежит через желудок. А готовить ты умеешь…
    Вот на столе и кулебяки, и брынза, и файхшверт, и клипфикс, творожный фледегёрд, домашнее варенье и привозная, специально ради такого случая откупоренная водка.
    Комендант, как обычно, жалуется на нерадивых подчинённых, ругает героев, которые обманывают через одного, а потом ищи-свищи ветра в поле, выпивает, закусывая, и начинает рассказывать про свои подвиги под Тадмором. Ты знаешь эти беседы едва ли не наизусть.
    Когда вы встаёте из-за стола, его качает, как лодку в шторм. Ничего, проспится в гостевой.

    Туман.
    Говорят, когда Творец создавал мир, одна из его искр упала в воду и породила все облака, которые были и будут. Ты веришь в Творца, но не веришь священникам. Не после того, что ты видел.
    Озеро, где ты рыбачишь, совсем рядом с фортом. Оно сохранилось даже когда из-за вашего городка начала меняться земля: вспучиваться, бурлить изнутри, как просыпающийся великан, ходить холмами. И это настоящее чудо.
    Туман…
    Легко забыть об остальном мире, легко поверить, что ты один.
    Творцу тоже было одиноко в своей мастерской? Поэтому он выковал наш мир?
    Всплеск воды. Удочка дёргается в руках.
    Нечего думать о высоких материях. Творец мудр, он себе ими голову не забивал. Выковал — и выковал.

    Городок встречает тебя неясным страхом. Нервничая, захлопывает ставни, прижимается людьми к стенам домов. Ты видишь следы крови на гравии, негромко окликаешь знакомого.
    — Герои, — виновато отзывается он. — Малюта стопорнуть хотел, его там и заломали.
    — Дураком был, дураком и помрёт, — беззлобно отзываешься ты.
    Коменданта нигде не видно… и до полудня точно не будет: отсыпается. Его рядовые против героев ничего не сделают, только зря погибнут.
    — Так это что, получается, мы сдались без боя? — в каком-то смутном оцепенении спрашивает знакомый.
    Тебе нечего ответить.

    — Кто главный? — надрывает глотку эльф в дрянном бронике. То, что броник дрянь, понимаешь сразу, и кузнецом быть не надо, в таком рванье только герои и ходят. Им-то что, они бессмертные. — Главный кто, я спрашиваю?!
    Толпу согнали с рынка, с улиц, даже из полей выдернули перед новыми хозяевами кланяться.
    — Быстро они, — шепчешь ты, высматривая остальных.
    Вот тот человек явно с ними, ещё одна эльфийка и хилая гоблинша. Смех один, а не заклинательница. Или алхимик? Глаза слезятся на солнце. Хорошо хоть улов сегодня никакой, торба почти пустая.
    Жил форт Циндар лет пять без героев, а теперь придётся согнуть шею. Не привыкать, да?
    Гасишь волну раздражения. Ты уже не боец и уж тем более не бессмертный. Ты просто любишь рыбачить.
    — Я главный, — миролюбиво произносишь ты, выходя навстречу. Торбу скинул от греха подальше. — Вы устали с дороги? Хотите отобедать? Сочту за честь, если вы остановитесь на покой в доме вашего покорного слуги, — и кланяешься.
    Площадь молчит.
    Чужаки переглядываются, а потом хохочут.
    — Учитесь, как надо новых хозяев встречать! — поднимает голос мужчина. — И обхаживать. А ты, — его палец чуть не тычет в тебя, — как зовут?
    — Ханс, ваше благородие, — снова кланяешься ты.
    В прошлом, всё уже в прошлом…
    — Ханс! Отлично! Веди тогда в свой дом. И ты обещал трапезу. Для героев не будет жалко самого лучшего, что есть в вашем захолустье?
    — Для героев — самое лучшее, — говоришь ты, а сам вспоминаешь тех, кто сражался рядом с тобой, позабыв о своём бессмертии.
    Самое лучшее… Истинно и несомненно.

    Мужчину звали Эрик. В отличие от своих товарищей, он стал героем почти тридцать лет назад и с тех пор путешествовал из города в город, нигде особо не задерживаясь. Гильдию сколотил из молодняка — та держалась на его авторитете и боевых навыках.
    Ты усмехаешься. Гильдия… Шайка это, даже бандой не назвать. Измельчали герои. Они и раньше-то творили, что хотели, но теперь у молодых, кому голову от бессмертия сорвало, вообще никаких границ нет. Испаскудилась земля.
    Эрику твоё гостеприимство понравилось.
    — Прекрасная рыба. Вы просто мастер. Передайте мои слова вашему повару.
    Наедине с тобой он стал куда вежливее и учтивее, чем там, на площади. Но это было не заискивание, а благодушие сытого зверя.
    — Он находится перед вами, ваше благородие, — улыбаешься ты в ответ.
    Бессильной злостью ничего не исправить, уж кому, как не тебе, это знать.
    — О, вы тогда действительно мастер. В ваших краях такая чудесная рыба… — он смотрит на городскую стену. — И такие чудесные люди. Вам не страшно жить в гордом одиночестве среди диких земель?
    — Мы все привычны к тяготам и лишениям, — киваешь ты и предлагаешь трубку гостю. Тот вежливо отказывается.
    И он, и ты понимаете больше, чем говорите вслух.
    «А если мы заставим вас подчиняться силой?»
    «Мы уйдём. Нам не привыкать. Вас устроит пустой город?»
    Невысказанные слова висят в воздухе табачным дымом.
    — Знаете, почему вы ещё целы? И ваш комендант тоже? — вдруг озвучивает одну из мыслей герой.
    Ты киваешь:
    — Не режут кур, несущих золотые яйца.
    — Там, — он машет рукой в сторону горы Зольной, где расположен Мордхейм, — мы были бы никем. А здесь мы может быть вашими защитниками. Протекторами. Вы же до сих пор жили без геройской защиты?
    — Заманчивое предложение…
    — Обдумайте его, — в голосе Эрике впервые за вежливостью звучат неприкрытые угрожающие нотки.
    Ты делаешь вид, что не заметил.
    «И без вас до сих пор как-то справлялись…»
    Этой мысли точно не следует быть озвученной. Не здесь и не сейчас.

    Крепость Циндара встречает тебя нервничающими стражниками. Комендант сидит в своём кабинете и кривится, массируя виски. Перед ним лежат отчёты о происшествиях, накладные и прочие документы учёта. В воздухе прямо разлит винный аромат головной боли.
    Предлагаешь своё фирменное лекарство. Комендант соглашается и постепенно приходит в себя.
    — Апоплексический удар когда-нибудь схвачу, — шутит он и сразу переходит к делу. — Век бы без чужого покровительства прожили. Не безмозглые дети.
    — Юрий, ты же понимаешь, — морщишься ты.
    — Понимаю, Ханс. Им от нас нужно, чтобы мы славили их Хранителей и проводников давали по требованию. У нас в селе про таких сказывали, что хитрый Митрий в штаны навалил, а говорит — заржавело!
    — Предположим, проводники у нас есть, — думаешь ты вслух и встречаешь странный взгляд старого друга.
    — Собираешься пойти у них на поводу?
    — Тебе правда так кажется?
    — Так… Я ничего не понимаю.
    — Значит, им тоже так покажется.
    Юрий молчит. Потом кладёт руки на стол и сцепляет пальцы в замок.
    — Как тогда? — будто опасаясь, что вас подслушивают, полушёпотом уточняет он.
    — Как тогда, — киваешь ты, а сам вспоминаешь героев.
    Вместе с которыми шёл умирать.

    Ночью озеро кажется полностью совсем обыкновенным, лишённым своей мистической силы. Ты лежишь на дне лодки и смотришь на необычно яркое звёздное небо. При свете луны можно спокойно читать, но водная гладь всё равно чёрная, как провал в шахте.
    Лодка словно парит в воздухе. Тишина. Ни дуновения ветерка. Полный штиль, навевающий воспоминания.
    В дно лодки что-то ткнулось. Всплеск воды и как будто слабый вздох — рыба прыгнула.
    Ты моргаешь. До рассвета ещё несколько часов.
    Ты проводишь их в раздумьях.

    Городок, вроде бы, потихоньку устал бояться. Снова на улицах появились прохожие, снова стали слышны детские голоса. Ты несёшь торбу с утренним уловом на рынок, когда тебя останавливает запыхавшийся рекрут из стражников и просит как можно быстрее пройти к «уважаемому прохвессору».
    — Всё пропало! — воет гоблин, сидя на полу в осколках стекла. Куб, где он держал свои красивые, украшенные драгоценными камнями инструменты, разбит. Бумаги со стройными колонками цифер и таблиц разорваны и валяются по всей комнате.
    — Давно у нас краж не было, — усмехается комендант. — Как думаешь, кто это может быть?
    — Я поговорю с их гильдмастером.
    — Думаешь, поможет?
    — Он их лидер. Какой-никакой, а ответственность нести обязан. Иначе как собирается нас защищать и от кого?
    — Сказал бы я, от кого, — ворчит комендант.
    — Пожалуйста, господин Юрий, херр Ханс, — Янь-Ло смотрит на вас покрасневшими глазами, — найдите этих ублюдков и накажите их. Пусть они побывают в Имо наяву. Я хочу, чтобы они страдали.
    До этого дня ты думал, что знаешь этого гоблина. А сейчас даже у тебя по спине бежит холодок.

    На званый обед герой Эрик пришёл в компании эльфийки, которую ты видел на площади. Они так близко сидели друг с другом за одним столом, что казались влюблёнными голубками. Разумеется, ни о каком приватном разговоре в таком случае не могло идти и речи.
Поэтому ты удивился, когда Эрик вдруг поднял тему с недавним происшествием сам.
    — Я знаю, кто это сделал. Виновный уже наказан и будет наказан снова, как воскреснет, — с таким равнодушием произнёс он, что тебя передёрнуло.
    — Пострадавший был городским магом, — говоришь ты, наливая гостям свою любимую настойку на хвойных шишках. — Были уничтожены месяцы его труда.
    — Я надеюсь, нашей компенсации хватит, — улыбается герой, а его девушка звонко хихикает.
    Ты молчишь. Вам не о чём говорить друг с другом — вы просто друг друга не понимаете. Живя в одной Пандоре, находитесь как в разных мирах.
    Уходя, гильдмастер напоминает:
    — Надеюсь, в конце квинта наш флаг будет развеваться рядом с гербом вашего городка.
    — Я уже сделал все необходимые заказы, — кланяешься ты.

    Ты идёшь к своей рыбацкой хижине на берегу озера, как вдруг сворачиваешь к дому Малюты.
    Он хороший человек. Деловой, ответственный. У него своё хозяйство и он исправно работает на городском поле. Ты видел его несколько раз, когда он приходил покупать у тебя перламутровых карпов для своей жены на сносях.
    Ты стучишься в дверь. За ней раздаются шаркающие шаги. Глаза различают отсветы от свечного огонька у тебя под ногами. Женщина открывает дверь. Оглядывается, спрашивает, кто там.
    Никого.
    Но кто принёс кошель и лекарства?

    Ты лежал в лодке, когда всё снова началось. Сперва на небе как будто возникло зеркало, по которому побежали блики невидимого солнца, а потом в вышине над горой Зольной появились блуждающие огоньки, зелёные и красные.
    Они мерцали, как искры в золе, и с каждой секундой их становилось всё больше и больше. В голове загудело, кости заныли, как перед дождём.
    Ты не веришь священникам. Но оказавшись под открытым небом в первый раз, как это случилось, подумал, что видишь отголоски того самого первого огня, из которого возник мир.
    Пора возвращаться в город.

    Отчаянно лаяли собаки. Ветер трепал деревья и гнал по улицам клубы пыли. Из-за ало-зелёного света все, кого ты встречал, казались живыми мертвецами. Впрочем, ты выглядишь не лучше. И чувствуешь себя тоже.
    — И будить не пришлось, — пробормотал ты, увидев, как шайка героев шатается перед таверной, как пьяные.
    — Что! Тут! Происходит?! — Эрик словно оглох и ослеп, тряся тебя за грудки. Остальные бессмертные качаются пьяными мухами и глядят абсолютно осоловелыми глазами.
    — Я не знаю, — разводишь руками и не прилагая никаких усилий освобождаешься из геройской хватки. — Наш маг, которого вы обокрали, мог бы что-нибудь ответить, но вам — вряд ли. Лучше скажи мне, ваш благ'дие, ты готов из раза в раз терпеть всё это, но оставаться «протектором» нашего городка?
    Человек отчаянно заскрипел зубами и, не удержавшись, упал на задницу. Взвыл, отбив себе копчик. Сложно было не отбить, если падаешь на камень.
    — Я не знаю, что это такое, — повторил ты скорее для себя, чем для собратьев по несчастью. — но когда на небе загорается этот огонь, я снова чувствую, насколько хрупок и уязвим. Мне кажется, если я умру, то это будет навсегда. Там, — ты киваешь в сторону неба, — не будет ни Творца, ни Хранителя. Только пламя. Окончательная смерть. А каково вам испытывать всё то же самое, но сильнее раз в сто? Хотеть вскрыть вены, но не мочь даже поднять кинжал? И бояться… По-настоящему бояться. Вспомнить, как было страшно умирать впервые?
    — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — скулит эльф, сжимая уши ладонями. Он валяется на земле.
    Скулы Эрика так чётко выделяются на лице, словно мужчина превратился в обтянутый кожей скелет.
    — Так ты тоже герой? — ошарашенно шепчет он.
    Ты уходишь, не ответив. Всё равно они сейчас беспомощнее младенцев.

    — Так ты тоже герой?.. — пробормотал твой друг, лежа в лазарете с перебинтованным животом.
    После встречи с Белым Вихрем.
    — Уже нет, — отвечаешь ты, ощущая жуткую пустоту там, где привык чувствовать незримое плечо и тепло небесного побратима.
    — Жаль, — друг не может нормально кашлять, потому что швы, потому что хвалёное геройское здоровье оставило его, потому что он слишком близко подошёл к чудовищной магии, которая перемалывала всё и всех.
    Ты сидишь рядом с его койкой, пока он дышит.
    Это ваш секрет на двоих.
    И тайна для одного.

    Комендант необычайно весел и бодр.
    — Как жизнь, Ханс?
    Ты достаёшь рыбный пирог, он достаёт привозную водку — в этот раз вы оба находитесь в его рабочем кабинете и не важно, что сейчас день.
    — Кто бы сомневался, — усмехается он, узнав, что герои-приблуды ушли рано утром. — Современная молодёжь ни о чём. Ни. О. Чём. Даже одного раза не вынесли.
    — Боюсь спросить, что ты тогда про меня скажешь, — ворчишь ты, закусывая после стопки. — Я ж, получается, тот ещё флагеллянт. Живу тут, где ни один нормальный герой не задерживается. Извращённое наслаждение, скажу тебе, всё это!
    — Да называй себя, как хочешь, дружище, — Юрий машет рукой и ржёт. — И ты молодёжью был когда-то. И у тех… х-х-хероев тоже есть шанс повзрослеть.
    — Знаешь… Если для этого нужен будет новый Белый Вихрь, то пусть они останутся детьми.
    Вы оба молчите.

    Во снах ты порой возвращаешься в Тадмор, где стоишь на крепостной стене в окружении товарищей. Они все такие разные, но в их лицах есть что-то неуловимо похожее. Они смотрят вдаль, а ты пробуешь вспомнить их имена, но не можешь.
    Ты не можешь многого вспомнить. Порой ты даже сомневаешься, что когда-нибудь у тебя был свой Хранитель. Но иногда, в самые ясные ночи, лёжа на дне лодки, дрейфующей в отражениях звёзд, ты ощущаешь что-то тёплое там, где обычно одна лишь бездонная пустота.
    И, наконец, мирно засыпаешь.