Здраве будь, путник, али вечера доброго! Как тебе больше нравится - то и выбирай. Ты не стесняйся, к огоньку-то присаживайся, не гоже тебе обувку топтать ночью холодной, когда тут рядом костерок горит, у костра - собеседник интересный, а в котелке - чаёк вот-вот закипит. Расскажу я тебе историю одну.

Шел я, давеча, из Кайлердора в Гастион. Путь, как ты сам понимаешь, не близкий. Дельце там у меня было одно, прибыльное, в некотором смысле. Попросила меня гражданочка одна, не буду называть её имени, письмецо небольшое адресату доставить. Дельце-то мол - простенькое совсем, хочет она у братика своего меньшого осведомиться, как его житие-бытие, да и о жизни, своей, нелёгкой рассказать. Вручила она мне письмецо, значится, отблагодарить обещала, улыбнулась при этом еще хитро так, как они, женщины умеют, мол не только денежная благодарность будет, а... ну, ты понял ведь? Чай, не маленький вроде. Но я уже тогда неладное почуял, уж больно конвертик тот плотный был. Не бывает писем таких, ох не бывает, но не придал я тому значения. Тогда не придал. А теперь...

Дык вот, отправился я в путь-дорогу. Половину пути осилил уж, да вот как ни старался - не мог предчувствие отогнать. Тревожного. И ведь надо ж было такому случиться, что аккурат возле Красных Дюн решил я в трактирчике одном остановиться. Поправить здоровье и пузо, да пару кувшинчиков местного винца выпить. Для настроения токама, не более. Сижу я там, никого не трогаю, значится, но за обстановочкой-то приглядываю, мало ли что. И вижу как в уголке, от входа недалече, пара подозрительных личностей что-то живенько эдак обсуждают, периодически в мою сторону едва уловимо кивая, указывая, как бы. Хех, ты рот-то не разевай, пей чаёк-то, остынет ведь. Так вот, ты ж сам понимаешь, добра вещи такие не несут никакого, тут даже к гадалкам не ходи. Встал я тогда из-за стола, пару монет бросил, за еду-питьё и дальше отправился.

Да вот только... Недалеко ушел. Иду я себе, иду и слышу - окликают меня. Убегать-то я как-то не привык, за рукоять дубинушки покрепче взялся, но с пояса снимать не стал, обернулся. Догоняют меня шагом быстрым двое тех, что в баре обсуждали чего-то. И говорят мне, что они, мол, официальные представители властей и у них распоряжение на задержание моё. И, в случае моего сопротивления, велено им меня живым не брать, дакумент - изъять и доставить для дальнейшего изучения. И тут уразумел я, что не простое то письмецо было. И... так уж сложилось, что нельзя мне было идти с ними для этого... как они выразились, "выяснения обстоятельств".

В общем, обходят они меня с двух сторон, в клещи, стало быть, зажимают. Уверенные в себе, на оружие своё рассчитывают. Да только опасная уверенность эта, если ты со своим мечом верным, сотни передряг не прошел. В общем, упал один из них. Тот самый, что справа шел. Не знал, видимо, что удар дубиношкой моей с размаху-то, слева да в правую сторону - ой как тяжко отбить. И не отбил ведь. А вот второй - поумелистей был, побыстрее. Да и клинок у него оказался с секретом. Зацепил он меня по руке правой, легонечко вроде, а меня как огнем обожгло... Пальцы слушаться перестали, дубинушка потяжелела вдруг и к земле потянулась. Перехватил я её рукою левой, да тяжеловата она, не размахнуться в силушку полную. Вкусный, чаёк-то? Так вот...

Думал я, что тут и закончится время моё. Не топтать мне больше землицы сырой, не глядеть на солнышко. Отмахивался я от супостата этого, но чую - подгибаются ноги мои, глаза мутью застилает. И этот... в плаще который, рядом кружит, момент выбирает, дабы душу мою от тела отделить. Приноровился он, видать, замахнулся уж, а у меня и сил пошевелиться нету, гляжу на его улыбающуюся рожу и ощущаю какое-то спокойствие странное. Как сейчас помню, об одном только жалел, что до стольки лет доживши - семьи не заимел и некому будет даже помянуть меня, горемычного, словом добрым.

Простился я уж со светом белым, как вдруг узрел огонь, потоком с небес павший, на того, который меня мечом ударить хотел. Охватил меня тогда ужас суеверный, стал я молиться всем богам да святым, чьи имена помнил и знал, благодарить и прощения просить, что жил я жизнью пустой, да неправедной... В общем, дотянул я тело своё до леска, что неподалёку был, упал на мох мягкий и пролежал так до следующего утра, пошевелиться не в силах. А на утро, на дорогу выйдя, обнаружил я, что пожитки супротивников моих, точнее... одного из них, чье тело целым осталось, все подчистую пропали. Только сумка его, в которой бумаги были, при нем осталась. И увидел я в бумагах тех описание своё - как выгляжу, одет во что, благо хоть - имени моего настоящего там небыло, не назвался я им, когда за работу брался.

Да не дрожжи ты так, я ж не убийца какой, они первые на меня руку подняли. И не благодари за чай, не благодари. Чего? Идти тебе пора? На ночь-то глядя? Ну... попробуй, коли ты так решил, ежели ноги твои тебя понесут.

Не несут? Вот беда так беда, да? Ты не бойсь, мне только одежа твоя нужна. Ну и... может, деньжат немного. Был бы на моём месте душегубец какой - глядел бы ты уже очами немигающими на звезды да луну небесную. Хороша история, правда? А чаёк-то - еще лучше! Так что... не серчай, пожитки - это пыль под ногами, еще наживёшь. А мне - нельзя в городе показаться в виде таком, как на бумажке официальной расписан. А в город мне надобно - уж больно письмецо то интересное оказалось. Не серчай, в общем.

Пламя костра постепенно превращалось в мутное пятно и слушатель, из последних сил пытаясь подняться, провалился в глубокий сон...