иногда оно будет дополняться. ГГ — человечка, орк и гоблинка. Пафос — давнее заболевание автора, не лечится, извините(

История первая. Добрый орк и мухи не обидит

Когда Девочка родилась, ее назвали Надеждой. Непонятно, надеждой на что она была: то ли на то, что ее отец наконец возьмется за ум и отставит бутылку, то ли на то, что ее отец вообще объявится. А может, ее матери просто нравилось это слово: Надежда.
Так или иначе, но Надежду через пару-тройку лет после рождения оставили у порога сиротского дома.
Надежда не помнила, как это случилось.
Очень скоро ее длинное, красивое и неудобное имя почти стерлось из ее памяти и совсем — из памяти ее сверстников. Она стала Пылью, в паре со своим закадычным (из одного дома сбежали) другом Грязью они были порождением Кель-Абанских улиц, такими же, как десятки других ненужных детей. Жилось неплохо, и она не мечтала о лучшей жизни — Грязь мечтал за двоих. Потом Грязи не стало.
А она как-то продолжала жить. Она тянула с прилавков все, что плохо лежит, бывала бита, но, лежала ли она в канаве, свернувшись калачиком и баюкая отбитые части тела или спешно набивала рот вкуснейшим хлебом, она никогда не переставала мечтать о собственном Хранителе.
Она думала так: Хранитель заботится о подопечных.
Бог слишком высоко, Он близорук: не разглядит Пыль среди пыльных улиц.
А те, у кого Хранитель есть — они живут, не зная горя и никогда не умирают. Их может переехать телега, как Грязь на прошлой неделе, а они только встанут и отряхнутся, может, выругаются на незнакомый манер. В них даже молния может ударить, а им — хоть бы хны.
Вот как она думала.
Она этого очень боялась — умереть.
Ведь тогда от нее ничего — совсем-совсем ничего — не останется.
Она молилась Богу, (который и на ухо туговат, но пока нет Хранителя, надо обходиться малым) чтобы тот послал ей Хранителя или хотя бы нового друга взамен Грязи. Одной было совсем невозможно воровать со складов — некому было стоять на стреме. И вообще было одиноко. Не с кем было уходить в лес, разводить костер и играть в путешественников, и не с кем было через пару лет поднакопить и убежать в другой город.
Далеко-далеко. Там, где никто не знает, что их звали Пыль и Грязь.
Другу можно будет рассказать, каким был Грязь.
И его имя не забудется.
И если Пыль умрет — друг будет помнить их имена.
И получится, что они будут почти что живые. Умрут… не до конца.
Вот о чем она мечтала, когда была одна.

Орк был огромным, зеленым и подавляющим. Он держал Пыль за шиворот и покачивал на вытянутой руке, и Пыль болталась туда-сюда, как котенок в зубах у мамы-кошки.
Пыль зажмурилась.
Сейчас ее будут бить. Возможно — даже ногами.
Она хотела стащить у него ножик: красивый такой, с зазубринами, наверняка старый Сун-Тю дал бы за него пару монет. Однако вроде бы пьяный в дупель орк перехватил ее руку с неожиданной прыткостью. Она попыталась было вырваться — куда там! Ну, отбежала — далеко ли? А теперь одна надежда, что ворот оторвется и будет еще шанс…
— Ну и че мне с тобой делать? — Пробасил орк и почесал свободной рукой макушку, — Страже, что ль, сдать, а, сопля?
— Ни… Ни… — Пискнула Пыль, дернувшись.
Старый ворот наконец треснул, клок остался в широкой зеленой лапище. Вторая лапища потянулась и ухватила Пыль за ухо едва ли не прежде, чем ноги девочки коснулись земли.
— Куда? — Рявкнул орк.
— Не я! Это не я! — Пискнула Пыль. — Меня… дядя попросил!
— Какой еще дядя?
Пыль набрала побольше воздуха и начала вдохновенно врать.
Что на самом деле она дочь купца из Коркетля («Че, прям из самого Коркетля?» — присвистнул орк и Пыль утвердительно кивнула) и ее похитили коварные варвары-ор… эльфы-разбойники ради выкупа. А потом гоблины-вивисекторы убили всех эльфов-разбойников, потому что им не хватало органов для исследований, и даже конструктов их разобрали, да-да, все искали печень. Но печени ни у кого из эльфов не было, потому что пить надо меньше (здесь орк подозрительно закашлялся) и тогда гоблины вспомнили про нее… А она поняла, что сейчас у нее отберут печень, а без нее плохо живется, и сделала ноги. Бежала, бежала, и вот она здесь, в Кель-Абане.
— Че, прям из Коркетля бежала? — Сочувственно спросил орк.
— Ага. Очень-очень быстро, аж сердце в пятки гукнулось! — Пыль поняла, что немного переборщила и попыталась исправить ситуацию, — Я просто не знала, где мой дом, и, короче, бежала куда глаза глядели. Вот так.
Орк рассмеялся. Он смеялся долго-долго, Пыли казалось, целую вечность. У нее пылали уши: ей было стыдно, что она нагородила такой чуши, даже орка обмануть не смогла, да и пальцы орка с ее правого уха никуда не девались.
— Ну, рассмешила. — Наконец перестал ржать орк. – Родичи есть? Про дядю вот ты мне так и не рассказала…
— Да не-е-ету… Сиротка я! — Разревелась Пыль крокодильими слезами.
— Оно и видно, что нету. Значит так: у меня тут ягуар накрылся…
— Как накрылся?
— Да конструкция у него дурацкая, скрипел, скрипел, а потом храк! И доскрипелся. Я думал, подруга починит, а та собрала, а там не ягуар, а свинья какая-то. Ну, я сказал, забирай себе это порося, и лишние винтики, значит, тоже забирай, сушеная ты козявка, а она… — Орк скривился. — Накрылся, значит. Ну, значит, рюкзак самому мне тащить тяжело…
Пыль с недоверием оглядела эту зеленую гору мускулов. Гора мускулов улыбалась во все свои белоснежные клыки. Горе мускулов было весело.
— Короче, я-то тут при чем? — Огрызнулась Пыль.
— А ты его понесешь. Заодно мир поглядишь. Коркетль не обещаю, но в Коркатталь мне как раз надо письмо доставить. Там, вроде как, живет одна моя знакомая, которая, значит, всю жизнь дочку хотела…
— А че, там своей босоты мало, благодетель? — Перебила Пыль недоверчиво.
— Так хотела, что, значит, сиротский дом основала. Кормят от пуза, воровать не надо, из леса всякая тварь не лезет, не то, что у вас. И если че — можешь мне жаловаться, когда я проездом.
Орк потянулся, накрыл севшего на шею слепня рукой, сгреб и осторожно смахнул. Пыль обнаружила, что ее уже некоторое время никто не держит. Хочешь — беги на все четыре.
Только не хотелось.
Возможно ли, чтобы орк просто пожалел первую попавшуюся на улице сиротку?
Об этом Пыль даже не подумала. Иногда она просто надеялась на лучшее. Когда-то ее звали Надеждой – должен же был в этом факте быть хоть какой-то смысл.
— Но, чур, с тебя твои истории! — Добавил орк, — Болтать будем, по дороге, скучно, значит, одному бродить... Что, значит, по рукам? Я Кирцук.
Пыль решилась.
— А тогда с тебя — твои истории, да?
— Культурный обмен, значит?
— Ага!

История вторая. Имянаречение

— Значит, сегодня мы должны пересечься с моей подругой. Слышишь, мелочь?
Пыль кивнула.
Кирцук часто упоминал эту загадочную подругу. И никогда — по имени. Пыль даже не была уверена, что это одна такая подруга, а не десяток разных теток, имена и приметы которых случайно попали в огромную башку ее спутника, хорошенько в этом котелке поварились и слиплись в один расплывчатый ком.
Ей было очень интересно, что это за существо. Когда она его пыталась представить, получалось что-то похожее на приютскую овсянку. Такое же серое и непознаваемое.
— А вот это твоя подруга? — Спрашивала Пыль, стоило ей завидеть вдалеке хоть что-то отдаленно похожее на силуэт. Неважно, силуэт чего.
— Нет, это старое дерево, — отвечал Кирцук, всякий раз добросовестно щурясь и пытаясь разглядеть, что там увидела его глазастая подопечная.
А иногда он говорил:
— Нет, это, значит, бандит. — Задвигал Пыль за спину и доставал свой ножик.
— Так какая твоя подруга? — В конце концов спросила Пыль, сноровисто обшаривая очередного бандита.
— Ну… она смердящая, старая и сморщенная склочная карга, значит. Пчхи! — Ненадолго задумавшись, выдал характеристику Кирцук. — Но — с понятиями. Пчхи!
Почесал плечо, послюнил зеленый палец, определяя направление ветра.
— Ты не суетись, значит. А-а-апчхи! Полчаса.
— А откуда…
— На дух ее траву не переношу. — Пожал плечами Кирцук. — Пчхи! Как уши, значит, зачешутся, увидишь.
В конце концов, Пыль не смогла смотреть как Кирцук расчесывает шею до крови и повисла у него на руках.
— Короче, рассказывай, че поругались-та?
Кирцук шмыгнул носом.
— Ну… Она, значит, мне свинью подложила! Вместо ягуара! Я к этой скотине привык, значит! – С детской обидой прогундосил он. – Ядовитая она гадина, значит! Я на нее понадеялся, а она… Три дня меня муржила, за деталями какими-то гоняла, а все равно – свинья! А-а-апчхи! Пошли обратно!
Пыль мало чего поняла из этой сбивчивой речи. Хотя она и не ожидала, что поймет: чем больше Кирцук волновался, тем сложнее было разобрать, что он там мелет. А из-за насморка он еще и жуть до чего гнусавил.
Поэтому Пыль только возвела глаза в горе, ухватилась за лапищи Кирцука покрепче, строго, старательно копируя повариху из приюта, сказала:
— Короче. Я в Тель-Абан не пойду, даже если ты меня свяжешь и понесешь. Вот так. Так что мирись со своей подругой, понял?
И потянула Кирцука за собой. Сначала ей казалось, что никуда он не двинется и таким же успехом она может куда-то тащить поросшую мхом по уши гору. Однако Кирцук все-таки пошел, неохотно и медленно, чихая на каждом шагу.
В какой-то момент Пыль и сама почуяла терпкий запах благовоний, потом у нее заслезились глаза… и она бы прошла мимо гоблинки, если бы та не окликнула Кирцука:
— Ох ты ж гад клыкастый, в собачонки к девчонке устроился?
— Ну, растявкалась! А тебе, кстати, жениха нашел. Там дуб бродил, а я его оглушил и связал тебе в подарок, как раз тебе под стать был, значит, коряга старая! Быстрее за ним, пока не свалил! А-а-апчхи!
Пыль отпустила Кирцука и теперь, разинув рот, рассматривала стоящую перед ней пожилую гоблинку. Та была морщинистая, как моченое яблочко, сутулилась, но зубы у нее были как у молодой, острые как иглы, белые. И взгляд цепкий, умный, но не жадный.
Но самое главное, даже ссутуленая, гоблинка была выше Пыли.
— Ты и есть подруга? — Зачарованно спросила Пыль. — Во дылда!
— Гидра тебе подруга! — Начала было гоблинка, но осеклась и расплылась в чем-то, отдаленно похожем на улыбку.
Зубы стало видно еще лучше, и Пыль невольно отшатнулась.
— Деточка, неужели этот негодяй таки тебя похитил? Запугал? Он предлагал тебе конфеты, отвести в Коркатталь и оленя? Иди сюда, моя хорошая, не бойся, все кончено. Я, Ар Сат Лни, защищу тебя от этого мужлана, — Тут она повысила голос, — который заботы не ценит!
— Да ты, значит, до смерти дозаботишься! — Огрызнулся Кирцук.
— Короче. — Пыль пнула курящуюся на обочине жаровню. — Вы сюда мириться пришли? Миритесь!
— Ой, ты только таки не трогай мою курильницу! На этом антиквариате и так только больные места остались! — Схватилась за грудь Ар Сат Лни. — Все сделаю, хоть бы и расцелую этого паршивца, да в самые десны.
— Не приближайся! — Вскинулся Кирцук. — От тебя травой несет на всю округу!
— Для тебя старалась, дружочек!
Пыль немного послушала эти препирательства, убедилась, что о ней опять совсем забыли, вздохнула и облила жаровню из фляжки с питьевой водой. Лучше было расстаться с водой, чем терпеть эту вонь. Благо, местность была влажная, водой хоть залейся, а у Кирцука был запас.
Под колени Пыли ткнулась свинка, очень милая с мордочки. Пыль присела на обочину дороги и погладила холодный железный бок, прислонилась к нему щекой.
Она и не заметила, как задремала под ласковое мурлыканье конструкта.

Проснулась она уже на лежанке из хвороста, рядом потрескивал костерок. Небо было темное: ночь.
Кирцук и Ар Сат Лни сидели рядом, на одном бревне. Никто не воевал за место, не просил подвинуться и не соревновался в «кто кого ловчее обзовет». А ведь Пыль было подумала, что это их любимая игра и они без нее совсем-совсем не могут. Выдохлись, наверное. Гоблинка курила трубку (в ночи теплился огонек, подсвечивающий ее длинный нос) и доносящийся до Пыли запах был просто табачным запахом, а орк перестал чесаться. Они молчали, и это была картина поразительного мира и согласия. Пару раз Пыль ходила в церковь (на те проповеди, после которых раздавали халявный хлеб) и там священник заливал что-то про овец с волками: так вот, сейчас она была готова поверить в это гонево, потому что тихо-мирно сидящие на бревнышке Кирцук и Ар Сат Лни казались Пыли гораздо более невероятными.
Пыль попыталась было притвориться спящей, чтобы не спугнуть это мгновение тишины, но зоркие глаза Ар Сат оказалось не так просто обмануть. А может, не глаза. Может, чуткие уши, похожие на два длинюуууущих лопуха.
— Садись сюда, раз уж проснулась. — Мягко сказала она. — Позволь представиться. Ар Сат Лни, тебе можно звать меня просто Ара.
Пыль плюхнулась на бревнышко рядом, прижалась к теплому боку. Кирцукова подруга не могла быть опасной.
— Тетя Ара?
— Ара. Без «теть», «баб» и «матушек», если тебя это не затруднит.
Пыль кивнула.
— А тебя как зовут? Я спросила этого балбеса, но он так и не сказал. Чешет затылок и «мелочь» да «мелочь». — Ара скривила личико и передразнила: —- и еще «да я не спраааашивал»
— Потому что я не говорила. Я не хочу. — Помотала головой Пыль. — «Мелочь» сойдет.
— Но для вас, людей, имя бывает важно. Вообще так можно сказать про всех, но ты же человечка и воспитана людьми?
Пыль кивнула и отвернулась.
— Просто хочу уточнить: а людей, воспитывавших тебя, воспитывали люди?
Этот вопрос был неожиданным. Пыль честно попыталась припомнить, но Грязь ничего такого не говорил. Она пожала плечами.
— Ну что же, радость моя, не могу же я тебя называть «мелочь». Смешно же будет, сама рассуди. Сейчас еще нет, но пара лет и… Все будут смеяться и показывать пальцами: совсем старуха сбрендила!
Пыль упрямо молчала, уставившись в костер.
— Знаешь, мне кажется, надо подарить тебе что-нибудь за то, что ты все-таки заставила этого упрямца со мной встретиться. — Вкрадчиво начала Ара минут через пять. – Конечно, мы договорились, но обычно все заканчивается гонками за орками… а ты сэкономила мне немало сил и времени, в буквальном смысле его дотащив…
— А ты не пыталась, короче, ну просто не травить его своей травой? — Перебила Пыль. — Он бы шел, шел, а потом раз! И натыкался бы на тебя. Не успевал бы сбегать.
— Ну мне ж таки тоже хочется моральной компенсации! — Всплеснула руками Ара. — Так вот. Я решила подарить тебе новое имя, радость моя. Нет-нет, не возражай. Будешь теперь Радостью.
— А…
— А все. Не спорь. Я уже написала тебе Бумагу!
— Это серьезно. — Пробасил Кирцук. — Мне она ее тоже написала, думаешь, как я стал существующим ле-ги-тим-ным орком? Ара владеет бюрократической магией.
— Бумагу? А это что такое? Разве бумага что-то значит? Короче, зачем оно вообще?
— Самый Настоящий Бумажный Документ! — Раздуваясь от гордости сказала Ара и протянула Пыли клочок размалеванной бумаги. — Комар носа не подточит!
— Тут написано «Радость» — Подсказал Кирцук.
Пошарил у себя за пазухой и достал еще один клочок. Протянул Пыли.
— А тут — «Кирцук».
— А у меня «Ар Сат Лни» — достала собственную Бумагу гоблинка. — Теперь мы все точно знаем, кто мы. У нас даже есть документы.
Пыль сгребла себе свою бумажку. Грязь бы не отказался. Грязь мечтал о чем-нибудь таком. Что же, быть Радостью не так плохо. Даже хорошо. Хорошее имя.
— Да. — Улыбнулась Радость. — Знаем.
Она решила, что Ара — самая сильномогучая колдунья из всех, что она встречала. Радость понятия не имела, что такое бюрократическая магия, но иметь Бумагу, которая говорила, что ее новое имя — это ее собственное имя, а не чужое, было почему-то действительно приятно.

История третья, в которой Ара грабит банки, Радость учится говорить, а Кирцук тренирует выдержку

— У меня замечательная, замечательнейшая идея, радость моя!
Радость не успела еще дверь открыть, как Ара просочилась в ее маленькую комнатку и замельтешила, заполнив своей сухонькой фигуркой все свободное пространство. Радости пришлось сесть на кровать — останься она стоять, ее бы сбили с ног и затоптали.
— Какая идея? — Без особого энтузиазма спросила она.
Ара была ранней пташкой, Радость нет. Единственное, чего Радости хотелось — это лечь досыпать, но попробуй, ляг, если Ара в порыве чувств всегда размахивает руками, а на запястьях у нее болтается целая куча звенючих браслетов!
— Кирцук ее не одобрит! — Ара мотнула головой, как укушенная оводом лошадь, — Ну что же ты, если бы я такое услышала — согласилась бы сразу, не раздумывая! Бунтарство! Неповиновение старшим! Игры с законом!
— Какие еще игры с законом? Я не хочу в каталажку. — Моментально напряглась Радость.
— А денег хочешь?
— Если они идут с каталажкой — нет! Меня и тут неплохо кормят.
— Далась тебе эта каталажка! Не грозит тебе ничего, честно!
У Радости было не так уж много знакомых гоблинов, но одно она подметила уже давно: когда этот народец начинал клясться, что все на мази, стражники куплены и старательно смотрят в небо, а этот древний, дряхлый, рассыпающийся по доскам склад можно брать голыми руками, на самом-то деле оказывалось, что склад больше похож на дварфскую крепость, а по периметру его охраняют собаки. И, конечно, стражников никто так и не купил, поэтому те злые, голодные, и старательно рыщут взглядом по сторонам в поисках желающих.
Помнится, Грязь едва выбил из Сун-Тю лечебную мазь для Радости. Шрам от собачьих зубов все равно остался, но могло быть и хуже.
Однако Ара подарила Радости имя. Если не доверять ей, то кому тогда?
И Радость позвала.
— Кирцу-у-ук!
Кирцук появился тут же, он снял соседние номера. С приходом огромного орка в маленькой комнатке совсем-совсем не осталось места.
— Че шумим с утра пораньше?
Ара как-то притухла.
— Ну. Бумагу мне на предъявителя дали. Представляешь, какие дураки? – Безнадежно спросила она.
— Угу. Дураки. — Согласился Кирцук.
Воцарилась тишина.
— Ну, я пошла, да?
Кирцук пожал плечами.
Радость переводила взгляд в одного на другого. Тут явно была какая-то тайна, какой-то подтекст, которого Радость не знала. А ей было любопытно!
— А чего ты от меня-то хотела? — Спросила она.
— Ничего. — Ответил Кирцук с абсолютно каменным лицом. — Ничего не хотела. Ей пора, значит.
Ара бочком-бочком, по стеночке, проскользнула мимо Кирцука. Выглядела она настолько несчастной, что Радости стало стыдно за то, что она его позвала.
+++
Когда за Арой закрылась дверь, Кирцук постоял в задумчивости еще с минуту. Потом покачал огромной головой и сказал с наигранной беззаботностью:
— Собирайся. Выйдем сейчас — к вечеру будем в Юн-Жуте.
— Но мы же хотели пару дней тут пожить, отдышаться! — Возмутилась Радость.
— Мы торопимся, значит. — Пожал плечами Кирцук.
— Почему это мы торопимся?
— Сва-Лок — дыра хуже Кель-Абана. Значит, зачем задерживаться?
Радость надулась.
— За дуру-то не держи! Я вас не сдам. Что за темные делишки Ара мутит? Почему мы драпаем?
Кирцук вздохнул.
— Как не держать? Глупые вопросы задаешь. В дурацких местах. Умная, да?
Развернулся и вышел, буквально уйдя от ответа. Радости почему-то стало очень обидно.
Вот вроде бы и счастье ей привалило несказанное: герой взял с собой, кормит, поит, одевает, знакомит с другими героями. Имя, опять же, подарили… А не доверяют! Молчат! Недоговаривают!
Как с несмышленышем каким, как с купеческой дочурочкой обращаются! Как будто она сама не разберется, хочет она Аре помогать в ее делишках или нет!
И сразу как-то забылось, что Кирцука Радость сама позвала, когда поняла, что дело нечисто и не знала, как реагировать.
Радость волевым усилием заставила себя прекратить хлюпать носом и лелеять обидку: она же и вправду толком ни в чем не разобралась. Вылезла, наконец, из кровати, и стала поспешно одеваться. Ара живет в конце коридора, может, хоть она объяснит, что тут происходит.
Кирцук с Арой дружили как-то странно. Радость никогда не видела, чтобы друзья друг друга травили, или чтобы каждый дружеский разговор начинался с оскорблений и был похож скорее на давным-давно начатую ссору, а не на разговор. Или чтобы снимались с места без предупреждения и исчезали вдали лишь из-за одного непонятного намека на затевающееся общее дело.
Вот зачем нужна «бумага на предъявителя»? Кому ее предъявляют и зачем? Почему у Кирцука от этого словосочетания всю морду перекосило, как будто он маринованных слив объелся?
Примерно это она и спросила у открывшей дверь Ары.
Та за ухо втащила ее в собственную комнату.
— Ты таки дурочка, да? — Всплеснула руками та, — Ты чего орешь? Знаешь, какие у трактирщиков уши? А что половина трактирщиков стражей прикормлена — знаешь?
— Ну, ты ж орала с утра пораньше! — Обиделась Радость.
— Так то я. Мне можно, я бессмертная. — Хмыкнула Ара, — Таки что мне сделают? И что же я такого орала непотребного?
— Но Кирцука-то перекосило!
— Кирцук — параноик. — Скривилась Ара. — и всегда им был. Он понятия не имеет, чего боится, но боится. Орки же какие? Дай им в руки этот их боевой топорик…
— Я не имею права носить топорик.
— …дай им в руки палицу, и они пойдут умирать и угаре битвы с ликованьем. Однако палицы — давно не самое верное и решающее в этом мире, радость моя. Простое, конечно. Здесь враг, я тут… Но время палиц таки давно прошло.
— Да мы вообще народ простой. Без заморочек. — Кирцук вошел уже давно, но Радость заметила это только сейчас. Он как-то странно улыбался, задрав верхнюю губу и демонстрируя роскошные клыки.
— Да где ж я кого морочила? — Удивилась Ара.
— Простой орк не знать. Простой орк брать Радость и идти в Юн-Жут. Он взять ответственность за Радость, значит. Простой орк не хотеть, чтобы умный гоблин впутывал Радость в свои проблемы.
После слов Юн-Жут Ара подтянула к себе дорожную сумку, прицельно пнула в бок валявшуюся в углу механическую свинку, от чего та глухо мявкнула — включилась, видимо.
— Гад ты клыкастый, вот кто. — Подвела она итог этой пламенной речи. — В Юн-Жут, так в Юн-Жут. С вами прогуляюсь.
— Нет. — Отрезал Кирцук.
— Ну пуска-а-ай! — Не выдержала Радость.
Ей казалось, что сейчас ее разорвет на много маленьких Радостей от любопытства. Сказано-то было много, но на самом деле вообще ничего.
Ара улыбнулась, но тоже как-то странно, не разжимая губ. Посмотрела на Кирцука снизу вверх.
— Я больше не буду заводить об этом разговора. Таки просто давай дойдем до Юн-Жута вместе, так безопаснее. Если ты вдруг погибнешь по пути, а Хранитель отвернется, кто защитит девочку?
Кирцук отвел глаза первым, даже, казалось, чуть смутился.
— Ладно. Но только до Юн-Жута. И… значит, ты начинаешь не там.
— Вот и хорошо, вот и договорились.
Ара захлопала в ладоши, как-то слишком уж радостно для того, кого только что чуть не прогнали из компании на все четыре. На месте Кирцука Радость бы насторожилась, но ей было интересно докопаться до истины, а значит, это было и ей на руку тоже.

продолжение следует...