Глава I. Письма.

    Имя… В воздухе повисла тишина. Эльф, сидящий за столом и несколько мгновений назад благодушно глядевший на тех, кто предложил ему выгодную сделку, озлобился. О, какая прибыль могла бы быть у его скромной организации, если б этот несложный контракт был заключен и исполнен. Но сейчас магические огни сделались тусклее и напоминали могильные, а взгляд перворождённого грозил превратить в лёд человека и гоблина, назвавших имя.
— Нет. Уходите. Этот контракт не может быть заключен.
— Но мы можем предложить ещё больше…
— Нет.
— Мы это запомним… До встречи.
— Да укажет вам путь свет Аринтила…
    Те двое ушли, оставив эльфа наедине с его гневом. Как они смеют?! Это означало лишь одно. Наёмники будут лить кровь безо всякого контракта.



    Над водной гладью проносились стрекозы, рыбак с простеньким удилищем нежился в лучах утреннего солнца, не забывая поглядывать на поплавок, ветер тихо шуршал листвой. По неширокой тропе вдоль берега реки шли двое. Один — сухощавый старик, седовласый и седобородый. Но держался он прямо, шёл уверенно и гордо, как будто не было тяжести прожитых лет, как будто старость и сопутствующие ей болезни — не его удел. И даже взгляд был с огоньком. Другой был строен и изящен, и ступал так легко, что не оставалось и следа на сыроватой земле. Лицо не было омрачено ни одной морщиной, и не суждено этому свершиться и впредь. Вечная юность эльфа. Только в глазах таился печальный отблеск — печать мудрости прожитых столетий.
    Шли оба в тишине.
    Вдруг старик рассмеялся и спросил своего спутника:
— Илир, ты рожу свою со стороны хоть видел? Лопнешь же от кучи важных мыслей! Знаю я одно проверенное средство…
    Эльф повернулся к собеседнику и улыбнулся, потому что догадался. Но всё равно задал вопрос:
— И какое же, Теодор?
    Теодор Равенсбер, долгое время являвшийся Инструктором и главой городской стражи, а ныне заслуженно ушедший на покой, придал голосу характерную интонацию и гаркнул:
— Пятнадцать кругов вокруг плаца в полном доспехе МАРШ!
    Рыбак встрепенулся, выронил удилище и вытянулся по стойке смирно, но вспомнив, что в городской страже он сам тоже больше не служит, шумно выдохнул, возвратился и едва успел схватить удочку, которая потянула в реку попавшаяся на крючок рыбина.
Эльф и человек, теперь уже оба, залились смехом.
— Я знаю, что тебя тревожит, Илир. По крайней мере, когда ты рядом со мной. Да, мой отец, мой дядюшка.. Все мои предки, каких я знаю, погибли вовсе не от старости. И многие из тех, кто был тебе дорог, уходили из этого мира вовсе не потому, что их время здесь истекло. А я — единственный Равенсбер, кто дожил до столь преклонных лет и, видно стану первым из своего рода, кто умрёт в своей собственной постели. И кому перед близкой кончиной благодарный потомок подаст стакан с водой.
— Что-то не помню я, чтобы у тебя были хоть сколько-нибудь благодарные потомки…
— А вот меньше бхут знает где пропадать надо! Хотя ты же ва-а-ажная птица, чуть ли не за весь Север стараешься… Города новые основываешь… И никакого дела до пополнений в рядах городской стражи Залесья, хе.
— Так…
— Да, так. Он самый. Мой сын.



    Дом Теодора Равенсбера в Залесье не выделялся на фоне других домов на Улице Первого Героя. Роскошный истаростский особняк, доставшийся в наследство от дядюшки, экс-глава городской стражи пустил с молотка сразу же, как закончилась смута в Истаросте. А родовое имение… Теодор Равенсбер поклялся забыть о нём, о проигранной битве, о прошлом…
    Дом Теодора Равенсбера ничем не выделялся, и гости в нём появлялись очень, очень редко. И то по особым случаям по приглашению владельца. А незваные гости (по незнанию время от времени всякие пройдохи пытались пошарить в хозяйских сундуках — ходили слухи, что Равенсбер скопил четыре сундука серебра, золота и драгоценных камней ещё со старых времён…) рисковали уйти оттуда несолоно хлебавши, если после выстрела по ним из арбалета не утрачивали способность двигаться и дышать.
    Но вот почтовый ящик рано или поздно пополнялся письмами. Вот и теперь, возвратясь с прогулки, Теодор проверил металлический ящичек справа от двери и вытащил оттуда несколько конвертов.
    Зайдя в дом и заперев дверь, Теодор сразу же отправился к письменному столу. Писем оказалось неожиданно много. «Надо разобрать их, на некоторые сразу написать ответ, чтобы затем не отвлекаться от своего "opus magnum"...».
    Герб Залесья на печати… Кинжал вспарывает конверт. Взгляд бегло скользит по листу бумаги. Приглашение на заседание городского совета. «Пошли к бхуту!» Печать Тролльхейма… «А-а-а, гнилиушь вас сожри, прохиндеи ладанные!» Конверт — корзина. Конверт — корзина. Конверт… Печать Бозаниус? «Если Дом Бозаниус решил просто справиться, как стариковское здоровье, то я — безусый семиглаз».

    Теодор Равенсбер,
    Дом Бозаниус, памятуя ваши старые заслуги, с прискорбием сообщает, что некоторая организация, чьи дела и намерения нисколь не чисты и не добродетельны, проявляет нездоровый интерес к вашей персоне в целом, и, вероятно, ко всем тем тайнам, что вы храните, если таковые есть. Более на данный момент про сию организацию сведений не имеем. Это прозвучит глупо по отношению к такому человеку как Вы, но… Будьте бдительны.

    Кровь за золото, золото за кровь

    Как только Теодор дочитал письмо, бумага вспыхнула и за несколько мгновений обратилась в горстку пепла. То же произошло и с конвертом.
— Бозаниус и проблемы. Одно с другим бок о бок! Но если господа мерценарии так всполошились, значит, дело серьёзное.
    Но печать на следующем письме заставила Равенсбера зажмуриться и долго тереть глаза. Увы, это был не морок. Черная ворона на лазоревом поле, сидящая на башне и держащая в клюве лавровый венок… Герб его рода. Утерянный, как родовое поместье, и забытый. Прошлое…
    Теодор с размаху саданул кулаком по столешнице, не в силах сдерживать ту адскую микстуру печали, ярости, злобы и отчаяния, ту бурю чувств, что зародилась в его душе. Подпрыгнула и жалобно звякнула чернильница, кинжал соскользнул с края стола и воткнулся в пол.
    Чуть помедлив, Теодор Равенсбер снял печать.

    “У тебя ключ к тому, что мы ищем. Отдай по-доброму или…”

Интермедия. Проклятье Равенсберов

    Почему одним достаётся всё, а другим ничего? Вот вопрос, убивший отца и деда. Понять бы, кому что, ведь герои также лишены выбора, бессмертие для них такой же бич, как и для нас смерть. Но эту истину они усвоить не пожелали.
    Успевшие пожить смертной жизнью, они искали ключ к решению проблемы. Нет, уповать на милость богов было бессмысленно, ведь порой героями становились последние безбожники, висельники, отравители. Если им суждено было стать героями, значит на это им никак не повлиять, а такой раслад их не устраивал. Поэтому они обратились ко тьме, в поиске ответов. В некромантию.
    Что уберегло меня не пойти по их стопам? Вообще, некромантию трудно назвать семейным ремеслом, в особенности когда рождаешься полностью лишённым магических способностей. Что ж, это не повод отчаиваться, в конце концов кто-то должен умирать.
    Ыркины дети! Ладно б ещё мирно читали книжки и мечтали о всяком, как делают другие представители высших сословий. Они смогли раздобыть настоящие гримуары! Потом на трактах стали пропадать одинокие путники. Но то ли Судьба в целом постаралась, либо Хранители хорошенько сыграли в покер на костях, но мои родичи благополучно издохли. И совсем не так, как в семейных легендах рассказывали о первых Равенсберах.
    Первым умер дед, Фальхо Равенсбер. В своих тщетных попытках создать филактерию, он не заметил, как опасность подошла к нему, пока он совершал ритуал. Всё буквально так и было: его эксперименты, ожившие трупы, на которых он оттачивал некромантию, вырвались в самый неподходящий момент и сожрали тело, оставив лишь тень после себя. Она-то всё и рассказала, когда отец вернул деда ненадолго к жизни. А заодно раскрыла секрет бессмертия и умерла с концами.
    Смог ли достичь цели мой отец? Ну-у… Фернанд Равенсбер ни мгновения не сомневался в деле Фальхо. А ещё он не был дерзким самоучкой — родовые богатства Равенсберов даже и не заметили расходов на поступление в Коллегию Магов Истароста. И что, что это не совсем та Коллегия, что в мой век? Знания, помноженные на помесь рвения и врождённого таланта. Однако есть кое-что, что вмешалось в игру. Роковая красотка, ведьма… Как из сказок. Рыжие волосы, зелёные глаза и ничего святого. Ведьма и колдун, а сын в вопросе магии — пердун. Тьфу. Ничего из её талантов мне не передалось, но я до сих пор лелею обрывки воспоминаний. Весёлый и дерзкий голос, смягчавшийся, когда она обращалась ко мне. Заклинания, гадания на рунах, коренья и зелья… Она всё надеялась, что кое-что из её навыков пригодится и мне. Что ж, умение штопать раны и применять целебные травы спасли шкуру мне и ещё паре десятков отчаянных рубак, клянусь Богами.
    Она любила отца, отец любил её, но идею о бессмертии он любил больше. Когда она узнала… Они ссорились. Ругались. Потом говорили холодно и уверенно. Мать говорила, что нельзя идти против природы. Что если положено начало, настанет и конец. А пытаться отодвинуть его или отринуть — значит, лишиться души и обречь себя на страдания. Отец же убеждал, что отыщет способ подарить бессмертие и ей, и мне, и самому себе. С тех пор он стал часто уезжать из имения, оправдываясь то торговыми делами, то ещё чем… А мать… Она явно что-то увидела о будущем, когда ворожила. Только ничего не сказала. Ведьмы…
    Я был ещё юн, когда Фернанд Равенсбер совершил тот роковой ритуал. Наше родовое поместье было атаковано огромным полчищем нежити. Были убиты все, кроме меня, тяжело раненого, и слуги, что меня оттуда чудом вывез. В один день было уничтожено всё. Уверен, что-то пошло не так и у отца, раз он бесследно исчез, не остановил этот ужас. В конце концов, всю нежить перебили, но её источника так и не нашли.
    Бессмертия не достичь, сколько бы ты к нему ни шёл. Отец с дедом впустую потратили свои жизни, заодно забрав с собой во тьму почти весь свет, что их окружал. И этой судьбы хотят те, кто мне угрожает? Ха! Но зло никуда не денется, если дать ему второй шанс. И вот кто-то уцепился за этот шанс… Я должен уничтожить всё, что может привести их к тайнику Фальхо. Даже письмо к Олафу, что я оставил у Илира на случай своей кончины. Проклятье Равенсберов умрёт вместе со мной.

Глава II. Рука судьбы

— Олаф, где твой энтузиазм? Какой стражник не мечтает стать хотя бы капитаном?
— Тот, что хочет дожить до старости.
— Да ладно тебе хмуриться. Каждое патрулирование, каждое задание ты угрюмей тучи и смотришь по сторонам так, как будто изо всех закоулков на нас вот-вот высыпет орда нежити.

    Олаф не мог ничего возразить. Просто… Он был таким. Лишь лёгкая тень улыбки в ответ из вежливости, и вновь сосредоточен. Мир вокруг, как считал этот страж, состоит из огромных ворохов разнообразных опасностей, смертельных и не очень, готовых в любой миг обрушиться на зазевавшегося человека. Или эльфа. Или кого бы то ни было.
    Так наставлял его отец, и мир вокруг не спешил разубеждать в обратном. Но честно говоря… Олафа всё устраивало. И в стражу он попал с благой целью оградить остальных от возможных опасностей. В центральных регионах служил бы уже в Сером ордене…
    Не раз и не два он с отрядом выходил за стены города и там расправлялся с теми бестиями, что смели подступать к пределу действия защитных сфер и представляли опасность. Он почти не уступал и в мастерстве одиночной схватки героям. Но служба есть служба. Сказано идти в патруль — иди в патруль.

    Улица за улицей, переулок за переулком. В городе всё спокойно! Волшебные фонари давали мягкий и приятный свет. Звёзды прятались за пологом пасмурного неба. Три эльфа и человек блюли покой Залесья, периодически обмениваясь приветствиями с другими дозорами или с постовыми. Они замечали то редких горожан, идущих в свои дома из таверн, то героя-другого, спешащего исполнить поручение и быстро двигающегося по кратчайшему пути к воротам.
    Но вот фургонам и телегам в ночное время по улицам передвигаться не было дозволено без особой бумаги. Им полагалось не проезжать ворота, а сворачивать и ехать по охраняемой дороге вдоль самой городской стены, и затем возвращаться на тракт, либо же просто ждать утра, чтобы пройти таможенный досмотр и попасть в Залесье.
    Однако же вот-те на-те: посреди улицы катился запряжённый двумя лошадьми крытый фургон. Возница сидел почти неподвижно, вперив взгляд куда-то вдаль.
    Один из эльфов-стражников радостно потёр ладони.
— Глядите, кто-то на воротах явно нечист на руку, раз фургон пустили в такое время. Да даже если и у него есть дозволение — надо бы проучить чужака на звонкую монету. За то, что не выказал к нам должного почтения.
    Второй эльф его поддержал, да и третий хитро улыбнулся. Олаф сердито кашлянул, не разделяя сребролюбия сослуживцев, и внимательно посмотрел на возницу. Одежда, что в ходу у караванщиков, только какая-то сильно потрёпанная. Сезон выдался неудачный? Да и в свете магических фонарей кожа лица слишком бледная. Лошади какие-то… Вялые.
    Зычный эльфийский голос произнёс:
— Именем закона, остановите телегу!
    Возница не отозвался. Не повернулся. Не дрогнул. А затем под тканью фургона что-то лязгнуло, стукнуло и зашумело. Эльфы выставили перед собой щиты и приготовились, Олаф выхватил с пояса рог и затрубил тревогу.
    Ткань фургона рухнула, и оттуда на стражников рванул мортбеллатор и несколько рыцарей-ревенантов. Троих стражников просто смели — одному нежить-конструкт снёс голову ударом булавы, двух других достали ревенанты.
    Памятуя уроки отца, Олаф поступил разумно: бросился прочь, уповая на скорость своих ног. Добежать до других отрядов, а там уж..
    Свист. Резкая боль. Темнота.

    Но звук рога множился. По всему городу были нападения. Патрули собирались в более крупные отряды, герои хватали оружие или на ходу складывали заклинания и стремились к местам боя. Горожане хватались за топоры и тесаки. Залесье давно уже не было городом беглецов…




    Теодор, задремавший в своём кресле, встрепенулся. Ему почудились шаги. Теперь, когда кто-то пытался дотянуться до тайны его рода, он почувствовал, как сильно давит груз прожитых лет. Реакция уже не та, руки временами дрожат, ноги порой не гнутся. На утренней прогулке он ещё молодился, держался..
    Нет, он явно просто перенервничал. Позволил прошлому вырваться и затянуть под тёмную воду, украсть дыхание. Нет, у него есть время. Уничтожить все подсказки. все ориентиры, уничтожить ключ.
    Снова шаги? Громче… Это уже не паранойя. Магический амулет на столе должен был выдать незваного гостя, но тот подозрительно молчал. Морщинистые руки отодвинули ящик и достали арбалет. Добротный, дварфийский. На три заряда. Взвести и зарядить — легче лёгкого. Пара привычных движений. Развернуть кресло чуть-чуть боком к столу и положить на столешницу меч. Чтобы успеть выскользнуть и начать манёвр. Предсказуемо? Но может сработать, если арбалета не хватит.
    Что-то остановилось перед дверью. Послышался шёпот. Другой талисман, подвешенный под потолком, стал дёргаться из стороны в сторону, жалобно позвякивая. Колдовство!
    Придётся ходить с козырей. Старик потянул за фальшивый ящичек под столешницей, и дверь рывком отворилась, отвешивая сильный удар тому, кто стоял перед ней. Старый фокус Ронборга сработал.
    В дверном проёме показалась перекошенная рожа — челюсть сломана, носа нет… Нежить! Палец предательски свела судорога, но Теодор всё же выстрелил. Первый арбалетный болт прошил череп твари, и та неуклюже упала на спину, обретя вторую смерть. Механизм щёлкнул, дуга вновь согнулась, а тетива легла на второй снаряд.
— Бхут побери! Трусы! Подослали ко мне жалкий труп! Да я вас… — Теодор дал волю словам. С каждым ругательством он будто бы сбрасывал пару лет. Сердце радостно билось, чувствуя сражение.
    Ещё одна стрела взвилась и упокоила второго мертвяка, полезшего через проём. Третий упрямо пёр по телам павших собратьев и споткнулся, чем спасся от выстрела, но его из бытия вырвал метко брошенный кинжал.
    За окном зазвучал рог. Трубили сигнал о нападении. Старый инструктор бросил тревожный взгляд в сторону окна и упустил, как через порог, словно тень, просочилась фигура. Тёмное одеяние полностью скрывало тело, на руках были перчатки со светящимися рунами. На бледном вытянутом лице с острыми скулами блуждала улыбка. Личность трижды похлопала в ладоши и произнесла баритоном:
— Браво! Вот оно, легендарное гостеприимство Равенсберов. Жаль, что угощения хватило не на всех. Такое достойное семейство, такие достижения… Но как низко опустились потомки. Родовое имение забыто и заброшено, гербовая печать переходит от одного собирателя старины к другому, а ключ к тайнам лежит без дела.
    Незнакомец выудил из-за пазухи ту самую печать и брезгливо покрутил в руке.
— Этот город слишком занят моими творениями. Никто не придёт сюда, никто нам не помешает. Так что… Выбор прост, Теодор. Либо отдашь ключ ты, либо я сам отыщу его.
    Теодор ответил почерпнутым у эльфов крайне оскорбительным выражением. Незваный гость поморщился и раскрыл рот, но тут буйствовавший под потолком талисман сорвался и озарил пространство разрядами молний. Инстинктивно закрывшись рукой, он отшатнулся…
    Равенсбер того и ждал. Бросившись вперёд с несвойственной старости прытью, Теодор ухватился за рукоять обеими руками и нанёс сильный рубящий удар. Противник должен был лишиться руки, но… Жалобно зазвенела сталь, незнакомец отлетел к стене, старый вояка пошатнулся и потерял несколько мгновений, восстанавливая равновесие.
    Незваный гость неестественно дёрнул рукой, ткань разорвалась, и под ней оказался виден магомеханический протез. Он начал наступать. Смог увернуться от ещё одного удара, следующий заставил того отшатнуться. Кончик лезвия пропорол кожу щеки, пустив кровь.
— Довольно, старик!
    Двигаясь неестественно быстро, враг схватился протезом за меч и выдернул из рук Теодора. Молниеносный удар… И Равенсбер, пронзённый собственным же мечом, рухнул на пол.
— Я всё равно его найду, упрямец. Ты сам мне обо всём расскажешь.
    Руны на перчатке засветились синим, и убийца присел перед ним, с безумной ухмылкой закрыв глаза.



    В глазах Теодора слегка потемнело. Сначала где-то в груди была горячая вспышка боли… А потом она исчезла, уступив лишь чувству лёгкой досады, смешивающейся с какой-то дикой радостью: он погиб в бою! Его предки наверняка улыбаются ему, пируя в чертогах славы, и позволят сесть рядом с ними.
    Тут Теодор заметил ещё одну фигуру в балахоне. В пустых глазницах плясали искорки, белый череп оскалился из-под капюшона. Челюсть начала двигаться, и он услышал низкий металлический голос:
— Не сходится. Кажется, я рановато. Может, попытаешься вытащить из себя эту железку? Мне проще будет.
— Приветствую. Что, неужели я такая важная личность, что мне решила показаться сама Смерть?
    Воздух не выходил из лёгких и голосовые связки не дрожали, но голос Теодора был громок и отчётлив.
— Да. Ты влиял на эту часть мира не меньше мастеров. И вообще ты приятный дядька. В отличие от деда. Ничего… и до батюшки твоего я доберусь…
— Чего-о?! Вот бхут окаянный! Да он…
— Нет. Вовремя.
    Взмах косы… Теодор Равенсбер умер так, как жил — в неравной битве и с крепким словом на устах. Да будет его мёд пьян в чертогах славы!

Интермедия. О происшествиях в Коллегии.

    Бутыль вина деловито левитировала в воздухе между хрустальными кубками и время от времени наполняла их. Два эльфа в — в лиловой и небесно-синей мантиях — сидели в запертом кабинете и неспешно потягивали белое вино из центральных регионов. Выше них были только крыша башни и небеса, ниже — здание Коллегии Магов Истароста во всём его великолепии.
— И всё же скажи мне, Сах’Киаран, почему ты до сих пор не уничтожил тот злополучный артефакт?
— Всё просто, Кэлтиашк. Уничтожение предмета подобной природы — действие не только магическое, но и ритуальное. Требующее особого времени и особого места. А трогать его сейчас, накануне Мёртвой ночи, совсем уж отчаянная и вредная затея. Да и просто касаться его рукой в день самый обыкновенный… Чем только думал тот студент? Ладно. Произошедшего не отметить, сделанного не воротить. Только зря, уважаемый Архимагистр, вы торопитесь с тем, чтобы прекратить существование столь диковинной вещички. Следует продолжать изучение.
— Если инцидент окажется предан огласке, дело примет политический оттенок. У кого-нибудь в Совете будет больше возможностей сыграть на этом против полезных для нас идей, у сах’Дхокиера на нас зуб за прошлое вето. Все понимают, что постижение магии, равно как и алхимические эксперименты, может быть опасно. Но раны от ледяных осколков, ожоги от вышедшего из-под контроля магического пламени или отравления вполне возможно исцелить. Даже если раны нанесены не только телу, но и духу, это исправимо.
— Да-да-да, увечье духа, приведшее к медленному и мучительному разложению заживо тела, от места касания с дальнейшим распространением, не в пример кошмарнее. Необратимее. Но это. Плата. За глупость! Если что-то убрали в подвал, наложили на дверь магическую печать и поставили стражу, это что-то явно не стоит трогать голыми руками. Пусть этот горе-студент радуется, что остался всего лишь без руки. Ты слишком мягко поступил, даже не выгнав прочь этот зародыш некроманта. Люди всегда готовы свернуть на скользкий путь. Может, мне намекнуть нашему общему знакомому, чтобы эта неприятность исчезла навек?
— Наш общий знакомый эффективен, но хаотичен, как потоки магии на границе лесов и пустынь. Да, люди чаще сходят с пути, но у кого не бывает моментов слабости? Даже перворождённые иногда оступаются. Так что же, магам Коллегии быть не только наставниками и исследователями, но ещё и дознавателями и палачами?
— Не надо говорить о крайностях, Кэлтиашк. Одно дело, когда знание обретается из любопытства. Когда из него хотят сделать сомнительный инструмент для достижения разрушительных целей…Я знаю десятки тех, кто учится в Коллегии не ради своего таланта, а из стремления взлететь повыше. Могущественного колдуна уважают, к нему обращаются за помощью, он становится политической фигурой. Такие в обществе даже полезны. Я назвал Валтасара зародышем некроманта не поэтому. Его мотивы сумрачны. Они испытывает устои на прочность, ищет лазейки, ставит на кон всё. Некоторые его выходки доводят преподавателей до белого каления. Однажды придёт день, когда вместо устоев Истароста он начнёт расшатывать устои жизни, смерти и этого мира.
— Не он первый, не он последний. Это грань гениальности, и его ещё можно направить в верное русло. Он может совершить великие открытия, вывести понимание магии на совершенно новый уровень. Разве ты сам не был таким в своём отрочестве?
— Ну… Уел. Я играл с некоторыми загадочными силами и доигрался. На моё счастье, эти силы были с верхних планов Астрала, а не с нижних. Значит, ты настаиваешь, чтобы мы оставили Валтасара в покое и позволили ему завершить обучение?
— Да. Думаю, полная потеря руки станет весомым уроком, который этот мотылёк усвоит. К тому же, это подтолкнёт его интерес к магии целительной. Или же к экспериментальной магомеханике. А Совет… Ладно, не впервой туманить им взоры.
— Как бы не пришлось лет через пять нам лично на твоего Валтасара охотиться… Да будет так. Если он при этом ещё и перейдёт дорогу Арканумам, сам виноват.
    Опустошённая бутыль, висевшая в воздухе, разогрелась до небывалой температуры, растеклась, перекрутилась и, превратившись в виртуозную статуэтку, застыла. В воздух поднялась новая, пробка гулко ухнула, и вино снова наполнило чаши.
— А что там насчёт экспериментов со стабилизацией порталов?..

Глава III. Лоскутки и саваны

    Рассвет в Залесье встречали безрадостно. Кровь с улиц уже отмыли, мерзкую нежить предали огню, а тела павших собрали на площади Алмари, чтобы впоследствии похоронить со всеми почестями и с соблюдением обычаев их народов.
    Несколько тел, вставших, отряхнувшихся и мрачно отшутившихся — даже героям пришлось несладко — не спешили никуда уходить. Горожане повсюду встревоженно переговаривались и гадали, кто же может стоять за нападением. За тридцать лет народ расслабился и привык к миру и благополучию, но не забыл, что жизнь на Севере сурова и полна опасностей, и как бы герои и Хранители ни оберегали покой, что-то рано или поздно да произойдёт.
    Многие из Ордена Arcanum Silva уже прочёсывали окрестности города в поисках следов. Гонцы спешили в другие города. Илир отдал приказ бросить все силы на поиск некромантов и демонопоклонников, организовавших подобное нападение. Когда же ему доложили ещё и о смерти Теодора… Говорят, цветы вокруг него зацветали, отцветали, засыхали и превращались в прах, будто бы за несколько секунд пролетали годы.

    Олаф открыл глаза. Вместо неба его взору предстал аккуратный выбеленный потолок. Тело лежало на чём-то мягком, доспехи совсем не ощущались. Их и не было.
— Не шевелись, юноша. То, что твой череп и его содержимое в порядке, всё ещё большое чудо. Я ещё не закончил с заклинанием. Даже глазами не бегай, прошу. Ты на берегу реки Зираэль, в лучшей из здравниц. А я — лас’Фиилит, маг и лекарь в одном лице. Говорят, именно ты подал сигнал. Будет тебе за это слава, почёт и достойная награда. Впрочем, ты и так не прост, раз можешь позволить себе носить шлем из лунной стали. Ничто другое тебя бы от того арбалетного болта не спасло. Без моего колдовства же ты бы ещё пару квинтов еле шевелился. А так уже к вечеру будешь на ногах крепко держаться. К похоронам старины Теодора и вовсе успеешь стать как новенький.
    В голове Олафа Равенсбера всё смешалось. Затылок пронзила острая боль, на глаза навернулись слёзы. Несколько мучительных мгновений, и он потерял сознание, оставив лас’Фиилита в полном недоумении.

    Валтасар сидел под раскидистым дубом, рассматривая карту окрестностей. Выходить на торную тропу или всё же дальше пробираться через чащу?.. На порталы больше нет сил, а от окрестных городов и крупных трактов лучше пока держаться подальше.
    Ситуация для него была из разряда “пан или пропал” — после такого представления в Залесье вся его скромная организация вскоре окажется уничтожена, соратники казнены, а схроны — разгромлены. Справедливая цена. Но главное — он узнал, где находится поместье Равенсберов, и у него был магический ключ к подземелью. Тайна, которую он распутывал почти десять лет. Все бумаги, все гримуары, что хранятся там, станут его. И тогда он пройдёт путь к бессмертию, не совершая чужих ошибок.
    Возможность не зависеть от смертного тела и строить теневую империю небольшими шажками, стяжать знания, могущество, власть. Всё то же самое, чем занимаются геройские гильдии, только без оглядки на эгоистичных и своенравных духов, которым поклоняются по всей Пандоре. Ради такого можно положить на алтарь не то что сотни, тысячи жизней.
    Некромант потянулся, и его протез жалобно щёлкнул, на пару секунд остановился, скрипнул, и только тогда рука полностью расправилась.. Последствия встречи с мечом Теодора — механизму внутри крепко досталось.
    “Добраться бы до мастерской в Карнгарде без происшествий…”, — промелькнуло в его голове. Он свернул и спрятал карту, встал, отряхнулся и продолжил свой путь.

    Внеочередное заседание Совета Залесья проходило шумно — мастер Шеор, капеллан Фаоран Горисвет, действующий глава городской стражи лас’Гиари, представители ремесленных гильдий и прочие члены Совета спорили о дальнейшей судьбе Теодора Равенсбера, вернее, судьбе его тела. От Arcanum Silva был только один представитель — невзрачный человек с золотым гербовым перстнем, подтверждающим его полномочия. Одет этот человек был небогато, но аккуратно и даже строго. Он молча слушал и постоянно что-то записывал, перекладывал бумаги, вновь обмакивал перо в чернила и продолжать писать, причём с довольно большой скоростью. На него никто не обращал внимания, не предоставлял слово, и как будто бы представителя это вполне устраивало.
— Я уже отправил послание в Тролльхейм! Теодор Равенсбер — образец стойкости и воплощение добродетелей, он должен быть причислен к лику святых и захоронен в особой крипте в святом городе! — Фаоран Горисвет сверкал своим единственным глазом и, перечисляя заслуги прошлого главы стражи, говорил всё громче и быстрее.
— И всё же он трудился во благо Залесья, в первую очередь именно Залесья. Можно сказать, был не признанным Хранителями Мастером-Стражником, так почему бы не оказать честь и не позволить ему успокоиться здесь? К тому же, в глазах старшего народа святость Тролльхейма сомнительна — позавчера он святыней не был, сегодня стал, завтра быть перестанет. Поэтому мы услышали ваш голос, уважаемый Фаоран, но согласовали ли вы это предложение хотя бы с Игнациусом Фреде?
    Совет гудел, совет спорил, совет принял по всем остальным вопросам разумные решения, но бренное тело оставить в покое не мог. И вдруг раздался сухой, уверенный голос.
— Как эмиссар Ордена Arcanum Silva, посвятивший эту жизнь юридическим тонкостям и работе с документами, напоминаю, что решение Совета может оказаться не вполне правомерным, если будет противоречить последней воле усопшего, оформленной и заверенной надлежащим образом, или не получит одобрения прямого наследника, коим значится некий Олаф Равенсбер. Официального завещания зарегистрировано не было, однако я взял на себя смелость посетить означенного Олафа и могу официально уверить в том, что согласно воле наследника Теодор Равенсбер должен быть похоронен в родовом поместье, кое и следует предварительно отыскать. Чему Arcanum Silva будет содействовать на первых этапах лишь финансово, поскольку все герои и иные агенты и силы заняты поиском и уничтожением нежити и некромантов. На это предлагаю перейти к церемонии завершения Совета.
    Некоторые из присутствующих недовольно скривили лица, кто-то зароптал, но большинство согласилось со словами странного человечка со странным именем, странной одеждой и странно большими полномочиями. Акакий Акакиевич довольно улыбнулся.

    День клонился к закату. Лучи заходящего солнца проскальзывали через окно, пересекали комнату и намеревались отразиться в зеркале, стоящем у противоположной стены, как привычно делали это много дней до, но плотная чёрная ткань напрочь рушила их планы. Кто-то заботливо завесил зеркала во всём особняке Равенсберов, а не только в “гостевой” комнате, ставшей пристанищем Олафа. В коридорах кипела жизнь. Маги Коллегии сновали по коридорам и без устали бормотали заклинания, пытаясь выведать максимум сведений о напавшем некроманте либо плели чары нетленности, готовя тело погибшего к последнему путешествию.
    Равенсбер-младший плохо помнил, как выглядел человек, встретивший его на выходе из лечебницы, смутно представлял, о чём они разговаривали. Это был кто-то вроде чиновника по вопросам имущества. В памяти остался лишь момент, как собеседник кивнул, сунул документ, удостоверяющий, что Олаф вступает в права наследства в срочном порядке при чрезвычайных обстоятельствах, запечатанный конверт и кожаный мешочек и, сухо попрощавшись, быстро пропал из виду.
    Потом было много визитов, разговоров, соболезнований. Мастер Шеор прислал особый напиток, дающий силы преодолеть столь мощные потрясения, но запечатанный глиняный кувшин с зельем и хрустальная чаша не сыскали благосклонности. Как и вино от сослуживцев. Оно бы больше пригодилось им самим — стражники шутили, что Олаф похож на Теодора, но никогда не придавали этому значения, не воспринимали мысль всерьёз.
    А затем… Наконец-то была вскрыта печать на конверте. Внутри — письмо. Почерк Теодора. И там, среди множества сентиментальных строк, адресованных от отца к сыну, наследник обнаружил семейный шифр. Он открывал расположение утерянного поместья и семейной крипты. А заодно и назначение содержимого приложенного мешочка.
    Осталось всего лишь исполнить последнюю волю — захоронить Теодора в семейной крипте… А после сжечь все найденные там бумаги и обрушить её.

Интермедия. Среди механизмов шкатулки.

    Великий механизм. Космических размеров зубчатые передачи и пружины, магические кристаллы и многие иные элементы Великой Шкатулки, в центре которой — обитаемый мир. Та самая Пандора, с её необъятными полями, удивительными пустынями, суровыми горами и благородными эльфийскими лесами. Уникальными творениями магии и ремесла, колоритными городами, бравыми героями, деятельными мастерами…
    Всё то, за чем на протяжении трёх эпох наблюдали Духи-Хранители. Созерцали. Направляли. Охраняли от демонов и многих напастей.
    Пространство, где обитают Хранители, сложно представить и простому смертному, и герою. Иногда они видят его во снах, но не способны постичь и десятой доли того, что что понимают Духи. Оно многогранно, многомерно, изменчиво и неоднозначно.
    И всё же этих двух Духов-Хранителей, что с любопытством ведут спор, в одну из ночей видели и орочьи шаманы, и служители Великого Творца, и медитирующие эльфийские маги, и священники людей в их ночных бдениях… Они предстали в образах крайне гуманоидных, но не без ореола великой мощи и энергии, и беседовали, а беседа казалось странной.
— А когда, как не сейчас? Они та-а-ают. Утоньшаются. Медленно, но неизбежно. Зато там, внизу… Наоборот. Каждая нить, каждый бросок даются всё труднее. Когда, как не сейчас?
— Всего лишь никогда. Стены Шкатулки рухнут, и мы сможем посмотреть вокруг. Узнать всё, что ВНЕ, или даже… вспомнить? Вот что же было до Шкатулки? Кажется, мы гораздо, гораздо старше…
— Тем лучше. Оставить прощальный подарок. Завершить узоры, доплести судьбы, послать прощальную комету, пока этот мир не застыл для нас, не стал недосягаемым. Не отвечай мне, я и сам знаю, что он не пропадёт. Он станет жить своей жизнью, а разумные народы останутся достаточно разумны. Герои… Мастера… Их время прошло. Они были тростью для больного со сломанной ногой. но нога эта уже срослась. Разумные народы… справятся и без них.
— Что для нас прощальный подарок, то там, внизу, — настоящая катастрофа. Но… Не нам ли виднее? К тому, же есть у меня на примете кое-кто…
    Духи улыбнулись друг другу, один из них вынул из кармана колоду странных карт, и их взор обратился к небольшому участку обитаемого пространства…

Глава IV. Время и место каждого подвига определяется судьбой.

    Глядя за тем, как содержимое огромного походного котла закипает, Олаф пытался объяснить для себя все события прошедшего квинта… И не мог. Всё выходило так нереально, скомкано, лоскутно, что напоминало сон больного лихорадкой. Как иначе он мог оказаться во главе не то военного похода, не то похоронной процессии, исчисляемой почти полусотней человек? Ведь он никого не приглашал, не агитировал… Как будто бы и он, и все остальные, оказавшиеся в круговороте событий были фигурами в чьей-то игре, заботливо расставленными на поле и двигающимися к месту битвы. А с другой стороны, всё складывалось как нельзя удачнее. Сплошные удачные повороты. Благоволения колеса фортуны. Огромная белая полоса.
— Да не хмурьтесь вы, вашбродие Равенбсер! Сейчас похлёбочки навернёте, и все дурные мысли прочь. Мы тут народ… мудрый, во. Сломя башки и вперёд сержанта в пекло не лезем, каждый дважды подумал, прежде чем пойти. Вот увидите, выйдет проще, чем караван по тракту провести. А ежели у кого на роду написано вдруг сгинуть тут… Судьба, против не попрёшь.
    Повар усмехнулся и стал огромным черпаком помешивать то, что в котле. Понемногу к кострам собирались смельчаки со всего Севера, кто отправился проводить Теодора Равенсбера в последний путь и заодно отыскать его родовое имение. Это было пёстрое, неоднородное, чудом уживающееся скопление хирдиров из Силиврена, стражей Залесья, Гориндора, Чернограда, магов Истаросткой коллегии, Теалорских врачевателей, азарокцев и родрожцев, несколько боевых конструктов, присланных из Миориеля и два капеллана вместе с паладинами и, как ни странно, поварами из Тролльхейма. И всё же это “сборище” беспрекословно подчинялось Олафу.
    Эти воинствующие пилигримы уже пять дней следовали из Залесья. Они миновали Тролльхейм, Йоль и Карнгард, останавливаясь лишь на ночлег и разбивая походный лагерь. Простые палатки, по периметру — сцепленные обозные телеги, насколько их хватало, и вкопанные колья. Лишь одна, особая повозка оставалась в самом центре лагеря. Там находило пристанище тело Теодора, окутанное плетением из мощных чар. Они разом и замедляли тление, и оберегали собравшихся от внезапного нападения, служили своего рода талисманом и небольшим подобием Сферы.
    К исходу пятого дня процессия свернула с тракта между Карнгардом и Кель-Абаном, проехала мимо двух деревень с очень странными названиями. Все знаки и приметы говорили, что они уже близко, и сейчас они надеялись, что это последний ночлег перед исполнением цели и обратным путём.
    Олаф, за время пути вдоволь наслушавшийся подобных попыток отвлечь его от тяжёлых дум, набрал воздуха в грудь и гаркнул на повара, чтобы тот внимательнее следил за стряпнёй, припомнив всех бхутов и букавацев. В лагере после этого все заметно приободрились — послышались шепотки, что сын наконец-то стал похож на отца и не напоминает кусок льда, которому местом службы определён Серый орден.
    Приготовления завершались, караулы были расставлены, паладины отправились к походному алтарю на вечернюю молитву.



    Валтасар стоял, охваченный инфернальным сиянием, в кольце преданно глядящей на него нежити. Он нашёл то место, к которому так долго стремился, но… К какому колдовству бы он ни обращался, к какой магии и ритуалам ни прибегал, он не мог отпереть двери крипты Равенсберов. Нахцереры, подчинённые его воле, пытались прокопать обходные пути, но обращались в пепел, достигая каменных подземных стен.
    Кто бы ни наложил охранные чары, он был очень могущественен и не желал, чтобы кто-либо мог попасть в крипту или же… выбраться из неё. Самый надёжный способ снять их — отыскать предмет-ключ. Но что является ключём?..
    И тут он услышал голос из глубин:
— Сам того не зная… Ты верно послужил мне. Ты привёл мне армию. Ты убил моего бездарного сына, и теперь ключ от моей темницы движется сюда. Когда настанет время, ты получишь то, чего желаешь. Моё слово твёрже камня и сильнее смерти. А теперь ступай.
— Пхахахаха, ещё один Равенсбер на мою голову! Подозревал, что всё будет не так просто, но чтоб у Фернанда получилось… Зато я точно пришёл сюда не зря. Ну ничего, старик говорил немало, а умер быстро. А эта рухлядь того и гляди сама рассыпется. Открывай, пока не вскрыл твой никчёмный панцирь чем покрепче!
    Валтасар стукнул по двери своей магомеханической рукой и показал кулак второй, попробовав очередное заклинание. Всё впустую.
— Хм… Вижу, ты не понял. Ну что ж, даю тебе последний шанс, ведь ты всё-таки не был бесполезен. Но… Свита тебе больше ни к чему. Да и рука тоже. Уходи. Прочь. Твоё время придёт.
    Вслед за голосом прокатилось магическое эхо. Нежить развернулась от Валтасара и отправилась исполнять приказ воли не в пример более сильной и злобной. Одновременно с этим его магический протез заискрил, заскрипел, потянулся к горлу своего владельца, что вызвало у того новую волну нервного смеха, вспыхнул пламенем и наконец повис, окончательно сломанный.
— Да ты никак готовился к моему приходу! Будь по-твоему, я готов служить тебе и дальше, если ты дашь мне то, что мне нужно. А оно у тебя явно есть, я убедился.
    Валтасар, заливаясь истерическим смехом, безнадёжно посмотрел на свою руку, “добили-таки, Равенсберы бхутовы. Бессмертие покроет любые потери, лишь бы не подохнуть тут, ха-ха, чтобы этому гаду фору своим трупом не давать”, и отправился к месту, где устроил тайник с припасами. Во имя своих целей он уже терял руку. А сейчас ставка была ещё выше. Это так… возбуждает!



    Олаф вскинул руку, давая знак всем остановиться. Они… Прибыли.
    Каменная ограда выдержала испытание временем, поросла мхом и лишь вна отдельных участках покосилась или частично обвалилась. Месторасположение хозяйственных построек лишь угадывалось. Сад одичал. Особняк лежал в руинах: крыши не было, от верхних этажей остались лишь несколько балок и дымоход. Дождь, ветер, дикие звери и, вероятно, мародёры не оставили никаких следов старинного побоища. Ни остатков оружия, ни ржавых доспехов, ни внутреннего убранства дома.
    Олаф ухмыльнулся. Картина была печальной… Но для него она ничего не значила. Его дом — Залесье. Равенсбером его делают меч в руке, благородство в крови и честь отца, а не никакие бумаги о титулах и утраченные земли.
— Арргх! Вождь, здесь следы! Свежие! Человечьи! — воскликнул один из орков отряда, — Кто-то прошёл прямо перед нами.
    Другой орк возразил ему:
— Сапоги человечьи, а походка нет. Живой человек со здоровыми ногами так не ходит. А вот мертвяки — вполне.
    Олаф скомандовал боевое построение. Все приготовились. Арбалеты взведены, мечи наголо, заклятия на изготовку. Из последнего письма Теодора следовало, что родовая крипта могла сильно привлекать нежить. Значит… По следам! В погоню!



    Валтасар сидел в кустах с магомеханической линзой и разглядывал приближающееся воинство. Увеличение позволяло разглядеть даже лица. Заметив нескольких сокурсников из Коллегии, некромант поморщился. Пока что — с учётом численности приведённой им с собой нежити — баланс сил был равен и лич, явно потративший много энергии на фокусы с перехватом и представление, имел шансы быть поверженным в собственном логове.
    Значит, нужно было влезть в крипту во время боя, вытащить нужные ему записи и исчезнуть. Например, подлезть через нахцерерский подкоп, проломить стены как барьер падёт и…
    Валтазар увидел среди войска до боли знакомые черты.
— ДА ПОЧЕМУ ВОКРУГ ОДНИ ЭТИ РАВЕНСБЕРЫ?!



    Олаф замер, держа в руках тот самый заветный мешочек. Стоит приложить его к двери, и он попадёт в место, где обретали покой его предки. Где обретёт, наконец, своё место и Теодор. Быть может, однажды здесь окажется и он сам…
    Его сослуживцы стояли позади него, держа гроб с телом Теодора. Остальные рассредоточились вокруг крипты. Нежить и правда привела их к нужному месту, а после была окончательно упокоена. Но это не значило, что новые мертвяки не притопают сюда, когда двери откроются…
    И вот Олаф Равенсбер приложил мешочек к дверям крипты. Барьер пал. С протяжным скрежетом они растворились, пропуская процессию внутрь…

Глава V. Но если не придёт герой, не будет и подвига.

    Стоило Олафу и залесским стражникам пройти за двери, они шумно захлопнулись, оставив отряд на поверхности предоставленными самим себе. И тут… Раздался грохот барабанов. Отовсюду из земли выкапывались скелеты. Призраки материализовывались и страшно завывали. На некоторых ревенантах, высыпавших, видимо, из подземных коридоров крипты, были доспехи с родовым символом Равенсберов. Нежить собиралась в строй. Арбалетные болты слегка приохладили пыл отдельных тварей, но их всё равно было много. Неисчислимо много. На каждого живого приходилось от двух до четверых немёртвых.
    Один из дварфов сорвал с пояса рог и затрубил, после чего во всё горло закричал:
— Построиться! Щит к щиту! Копья вперёд! Стрелки и маги назад! Стоять насмерть, кровь за золото, золото за кровь!
    Войско, которое было вовсе не добровольцами, а опытными разрозненными отрядами дома Бозаниус, быстро подчинилось приказу офицера. Ему ответил стройный и громкий боевой клич, а один из магов забросил вверх шар света, озаривший поле битвы. Сражение началось.

     Валтасар был уже в одном из нахцерерских подкопов. Он был уверен, что лич сейчас слишком занят своими родственничками. Заслышав барабаны и рог, он приложил руку к стене и пробормотал заклятие. Камни кладки зашевелились и стали высыпаться внутрь один за другим, открывая проход. Оставалось лишь найти нужное… И сбежать.

    Олаф Равенсбер пробирался через коридоры крипты. Везде виднелись таблички с именами, но усыпальницы были на удивление… Пусты. Один из стражников позади бросил:
— Какая глупая людская традиция. Оставлять тела в холоде и мраке… Не хотел бы я в конце своего пути оказаться в подобном месте. Куда чудеснее найти последний приют в священных рощах…
    Позади них раздался сухой замогильный голос:
— Никогда не любил ваши рощи. Сожгу и их, и всех остроухих, пожалуй. Этот мир будет принадлежать лишь людям. И живым, и мёртвым…. Но править им будут всё же мёртвые.
    Разряд молнии застрекотал и прошёлся между всеми стражниками. К вековой пыли и могильной затхлости прибавился мерзкий запах опалённой плоти.
    В коридоре на небольшой высоте парил закутанный в белую мантию скелет. Его глаза полыхали синим пламенем. Он смог убить всех эльфов одним заклинанием, но Олафа почему-то не тронул.
— Что ж, какая ирония. И сын, и внук наконец-то явились выразить почтение своему скромному прародителю Фернанду, что достиг совершенства и смог перешагнуть сквозь смерть по собственной воле, а не по воле каких-то там Хранителей. Которые столь же властолюбивы, эгоистичны, порочны, как и все в этом мире. А ещё мои потомки были столь любезны, что сняли барьер, наложенный ковеном ведьм. Они были неспособны хоть как-то навредить мне, и лишь заперли здесь, оттянув моё воцарение. А ведь когда-то я любил одну из них…
    Олаф понял, что перед ним лич. Он пытался пошевелиться, но его сковывала магия — мышцы тела как будто онемели, не слушались. Фернанд перевёл взгляд на Теодора.
— Как ты смеешь лежать, пока я говорю?! Ну что за воспитание! Совсем от рук отбился, дрянной мальчишка. А НУ ВСТАТЬ!
    Защитная сеть заклятий развеялась и померкла. Тело Теодора забилось как в конвульсиях, а потом поднялось и приняло горизонтальное положение. В его глазах зажёгся такой же синий огонёк, но гораздо, гораздо более тусклый. Он взял лежавший рядом с его телом меч.
— Какие же вы оба бесполезные. Позор рода. Ни капли магических талантов. Ну ничего. Я поработаю над вашим разумом, и вы встанете во главе моей армии. Сначала я подниму всех тех, что падут наверху. А затем… Да зачем вам это знать. А пока… Развлеките меня. Теодор! Убей это недоразумение!
    Олаф почувствовал, что заклятие, сковывавшее его, прекратило действовать, и тоже выхватил меч. Он собирался броситься на скелета-лича, но ему пришлось уворачиваться от ударов своего отца…
“Нет, нет, это не мой отец, это просто нежить. Просто… Нежить”...

    Валтасар простукивал камни стены. В лаборатории лича был полный беспорядок. И всё было не тем, чем нужно. Всё было бесполезной ерундой. Но магия подсказывала, что рядом есть то, что нужно…
— Ну давай же, давай… Не думаю, что этот проклятый лич изобрёл что-то большее, чем тайник в стене.
    Наконец, маг нашёл камень, щели вокруг которого были гораздо шире. Он надавил на него, и в стене открылась потайная ниша.
— Как глупо и самонадеянно… О да… Это тот самый гримуар, я чувствую это. Та-ак, а это что за вещичка? Какая подозрительная шкатулочка… А не филактерия ли это часом?.. Хех, вот я тебя и переиграл, мерзавец. Это тебе за мою руку!
    Валтасар вспомнил времена Коллегии. Урок высшей магии, который вёл Сах’Киаран. Особую формулу пламени, что может жечь и материю, и дух разом, и что может помочь против нежити. Он вплёл её в своё заклинание и наслал на шкатулку. Та зарделась лиловым огнём…
***
    Удар. Уворот. Выпад. Парирование. Шаг назад. Финт. Какое отчаяние — сражаться с противником, который знает все твои приёмы. Который всем им тебя и научил. И который сейчас не знает усталости. Не чувствует боли. Бьётся, несмотря на любые раны. Сколько времени длилось столновенье в темноте? Две минуты? Пять?     Усталость давала о себе знать. Олаф был на пределе своих возможностей. Скоро он не сможет увернуться или отразить удар.
— Будь в тебе хоть капля магического дара, тебе бы не составило труда победить. А так… Ты всё равно умрёшь. Побежишь — умрёшь с клинком в спине. Продолжишь сражаться — умрёшь уставшим. Опустишь клинок — и обретёшь быстрое и безболезненное упокоение, — с ухмылкой говорил Фернанд.
    Краем глаза Олаф заметил за спинами Теодора и Фернанда три фигуры. Одна из них походила на скелет в чёрном балахоне, буквально пожирающем свет, две другие были неразличимы, но как будто бы излучали надежду. И они подали ему знак.
    Олаф Равенсбер чувствовал страх. Он чувствовал горечь поражения. Он не мог ничего изменить. Возможно, эти фигуры были лишь плодом воображения… А этот знак — лишь глупой искрой надежды.
    Он отбросил клинок и развёл руки в стороны. Почувствовал резкий импульс боли — клинок пронзил его сердце. На его глаза опустилась тьма.

— Прости, мальчик. В этом мире оставалось очень мало по-настоящему важных дел, которые нам следовало закончить перед уходом. Твой дед — одно из этих дел. Мы не всесильны, и не могли просто взять и испепелить его, хотя так было бы гораздо справедливее. Что ж. Ты же всё ещё желаешь защищать простых жителей этого мира от опасности? Мы благословляем тебя. Благословляем в последний раз, ибо ты — последний из героев Третьей эпохи. А теперь… Бери оружие и сражайся!

    Вдруг Фернанд почувствовал прикосновение костлявого пальца к своему позвоночнику. Он был мёртв, и всё же его пробрал холод. Лич обернулся, и увидел задорно улыбающийся череп, над которым бледно светилось лезвие косы.
— ПРИВЕТИКИ. А ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИ ВПЕРЁД.
    Лич взглянул вперёд и резко приложил руку к тому месту, где у людей находится сердце — он почувствовал, как его магия покидает его, силы тают. Филактерия… Но…
    Поднятый его волей Теодор упал. Он снова был лишь мёртвым телом, а не восставшим мастером-мечником. А вот убитый Олаф наполнился ярким светом. Он воспарил, раны зажили, а меч, потрёпанный в поединке и зазубренный, вновь был гладок и остр.
— Умри!
    Замах меча, замах косы, и Фернанд Равенсбер обратился в прах.

    Битва на поверхности тоже завершилась. С гибелью лича сила неупокоенных развеялась, они стали гораздо медлительнее и слабее, живые перешли в наступление и окончательно разбили нежить. Для двух десятков живых этот бой стал последним, магомеханические конструкты, их сопровождавшие, ремонту не подлежали, но мир покинуло более сотни восставших.

    Валтасар пробирался по лесной тропе и довольно посмеивался. Уж он-то, когда настанет его черёд, не будет совершать таких ошибок, как лич Фернанд Равенсбер. Он был уверен, что нападение на Залесье для него останется безнаказанным — все следы запутаны, а его прислужники знали о нём очень и очень мало. Орден будет буйствовать и накроет всех некромантов на Севере, но он-то идёт не на север. Его путь лежит на юг. А там он лишь обычный странник…
    Главное, поскорее удалиться от этой крипты…
    Что-то засвистело, и Валтасар почувствовал резкую боль в руке. Далее он не мог ничего сделать. Последнее, что он услышал — фраза “Дом Бозаниус шлёт поклон” и звук расправляющихся дуг арбалетов.
    Тело, как и все вещи при нём, облили алхимическими растворами и подожгли. Не осталось ни единой странички от трудов лича. Быть может, и хорошо, что такое знание оказалось утрачено?

Эпилог

    Судьба Олафа Равенсбера ничем не отличалась от судьбы многих героев — странствовать по миру, избавлять от бестий, служить во благо. К Орденам или гильдиям он присоединяться не стал, и потому рассказы о его подвигах звучали редко и тихо.

    Arcanum Silva же всё больше становился организацией, опиравшейся на смертных агентов. Эмиссаров, шпионов, ремесленников, воинов... Пусть первые из тех, кто был в их рядах, уходили из этого мира, их знания и навыки передавались новым членам. Герои понемногу отходили от дел, посвящая себя научным изысканиям, ремёслам, написанию опусов о своих приключениях. Впрочем, поговаривали, будто бы Илир разгадал тайну Знающих и смог возвести башню, подобную башне Знающих древности. И когда настанет время, герои Ордена соберутся вместе и отправятся навстречу... Новым мирам? Или куда их там приведёт их странная магия…

    Города Севера, размышляя, как лучше организоваться, пришли к неожиданному решению. Вдохновляясь княжествами, графствами и иными образованиями прошлых эпох, они решили отойти от долгих процедур заседаний Советов и вверить правление одному достойному представителю. Всем на удивление, им оказался Мастер Ансрах. Как ни странно, но трактирщик имел обширные знания и навыки как в политике, так и в экономике, а главное, хорошо понимал живые души.
    Король Ансрах I поклялся, что не будет вести войн и соперничать с соседними городами, союзами и государствами, строго блюсти права каждой провинции и каждого гражданина королевства, а также назначать на должности своих советников лишь профессионалов и только на оговорённый срок.