Недавним событиям,
Взятым вершинам,
Моим друзьям,
Сия миниатюра
Посвящается...

Таверна — друг ходока. Неважно, какая молва ходит о герое, неважно, сколько золота у него в карманах — в любой вотчине хмельных напитков и тёплых кроватей готовы принять Хранимого, обогреть, накормить-напоить и вдохновить на дальнейшие подвиги. А как иначе?

Ильэльная сидела за дальним столиком. Она грустила, и баллада вторила печали эльфийки. Пела девушка, странствующая бардесса... Спутница Ильэльнаи. Так совпало, что она встретилась героине в тот самый день, когда северный олень ускакал по облакам в небокрай. Потом эльфийка поняла, насколько отвыкла от живого общения, и отчасти подозревала девушку в том, что её оберегает сильный Хранитель. Не как у героя, конечно...

Воспоминания того знакомства пылали в памяти явственней отгоревшего заката.

***

Визгливый звук порвавшейся струны резанул по нервам, словно острейшая бритва. Донёсся он из тёмного проулка, и это насторожило героиню. «Что там происходит?» — подумала Ильэльная, привычно выхватывая оружие. О том, чтобы кликнуть стражу, ей мысль в голову не пришла.

Пятеро подвыпивших амбалов окружили хрупкую на вид девушку, которая прижимала к груди самое ценное, что у неё было: странного вида лютню. Пыльная одежда, походная сумка, откуда выглядывали кончики свитков, и венец всего — ссадина на скуле.

— Гля, Барханный! — один из них быстро заметил, что появился ненужный свидетель. Нет, свидетельница — застывшая на выходе из проулка была эльфийкой.

— Пошла отсюда! — названный Барханным орк повернулся к Ильэльнае, явив опухшую рожу со шрамом на пол-лица.

— Я, если что, героиня, — с доброжелательностью, от которой вяли листья, поведала им эльфийка. — Советую оставить девушку в покое... настоятельно советую.

— Не вмешивайся! Эта девка нам денег должна.

— Госпожа героиня, они лгут! — выкрикнула девушка и с ужасом в глазах выставила лютню, защищаясь от удара... которого не последовало.

Капли крови упали на спёкшуюся почву. Запястье Барханного разжалось, пронзённое ярко-фиолетовым кристаллом.

— Ась? — тупо спросил он, глядя на развевающиеся языки пламени, столь похожие на крылья.

— По моему великому милосердию вы все ещё живы, дети пыли, — миролюбиво отозвалась Ильэльная.

Багрово-фиолетовое сияние подчеркнуло тонкость черт испуганно прижавшейся к стене бардессы, пало на аристократично бледное лицо нездоровым румянцем, наполнило синие глаза надеждой и боязливым на самую малость восхищением...

Барханный рванулся к эльфийке, но тут его схватил компаньон.

— Госпожа Ильэльная, приносим свои искренние извинения, — выдавил он через силу. — Мы уходим.

— Одну секунду... Сколько она вам, как говорите, задолжала?

— Восемь тысяч злотников, — сказал орк. Остальные же с непониманием переглянулись между собой, с удивлением уставились на главаря и в испуге вперились взглядами в лицо эльфийки.

— Ну и аппетиты у вас. Так и поперхнуться можно. Сталью... Но я сегодня добрая, и у меня как раз завалялось несколько лишних векселей, поэтому вам повезло. Если можно так сказать. Держите. Держи, тебе говорю! Трусливая шваль... И да... откуда ты знаешь моё имя?

Человек пожал плечами:

— А кто ж не знает? Вы же вторая по влиятельности из героев Пандоры. Так в журнале «Orbs» пишут.

После того, как амбалы ушли, Ильэльная развеяла заклинание и задумчиво слизнула капельку крови со своей губы. Не сразу эльфийка заметила, что не все покинули переулок.

— А ты чего стоишь?

Девушка коснулась бока лютни, судя по всему, для храбрости, и выпалила:

— Прошу, госпожа героиня, возьмите меня с собой!

— Зачем?

— Я... Я хочу сложить о вас балладу! Меня зовут Сайри...

***

С того дня прошло около месяца, однако бардесса ни разу ни словом, ни жестом, ни мыслью не показала, что жалеет о своём решении. Да и Ильэльная как-то привыкла, стала сдержанней, миролюбивей... Всё-таки живой человек, не бессловесная тварь. Тут особо не дашь волю тёмным инстинктам и необычным способностям.

Журнал «Orbs» лежал на столе, дразня взгляд эльфийки списком самых влиятельных героев. Вот только грустно на душе было у Ильэльнаи... Очень грустно. Сегодня наступил день, когда она поняла, что достигла вершины геройского мастерства. Если бы можно было бы всё забыть и начать сначала! Но нет... Уже не получится.

«Пой, бардесса, пой! Славь имя моё!» — и при всём этом эльфийка едва не плакала.

Всё. Больше некуда расти. Больше нечего считать. Больше незачем сражаться. Вечность, подобная застывшему леднику. Вершина мастерства, с которой отчётливо понимаешь, что это конец, полный и абсолютный.

Мене, мене, такел фарес.