- Василий, ты слышишь меня?
- Да.

Василий был почти голый, но не смотря на это он не мерз. Редкие снежинки, что пробивались из непроглядной тьмы во мрак хвойного леса, ложились на Василия мягко, покрывая его белыми узорами. Они не таяли.

- Я хочу замерзнуть. - с каждым словом у Василия выходило все меньше пара.

Тишина в лесу... Нет, не тишина. Мерцающий, почти стальной звон. Он будто волны накатывал и отходил.
Багровая жижа, запачкавшая остатки одежды и нагую кожу, постепенно застывала и превращалась в черную корку.

- Ты уже замерз.

Ох, Шипшина, что ты наделал? Ты не можешь не признать этого... Но, все же, почему произошло именно так?

- Я теперь совсем не тот, кем был раньше, ты это знаешь. Я не просто сошел с ума.
Он пошел. Мертвые отрубленные головы смотрели ему в след. Между древними стволами деревьев он побрел, бледный как призрак. Холодная пучина поглощала его, словно рыба накидывается на блесну. И он сам хотел хотел этого.

Зачем, зачем все мое существование? Вернее, за что оно мне дано?
Все эти задания, битвы, путешествия. Все это для того, что бы не думать. Я живу вечно, так уж вышло, как ни жаль.
Кажется, сознание сыпется, как песок.

- Заканчивай.- без тона произнес голос.
- Ты же знаешь, что это за слово? Заканчивать? Ты знаешь, что оно означает? Знаешь.
- Заканчивать, прекращать. Да, знаю. Но ты же понял, о чем я! Хватит, довольно об этом думать.
- А я не могу не думать.

С каждым шагом кожа Василия становилась все белее. В глазах его застыли узоры - белоснежные изображения елок, причудливых форм и пропорций. Его кожа уже не просто бледная, она отливает синевой.

- Вот так, мерзни - произнес он, делая еще шаг. Тьма вокруг была густой, осязаемой. Но даже она, ежась, отступала от него, нет! Бежала! Но эта попытка была тщетна. Мглу, на манер непослушной темной ткани, рьяно тянул на себя Василий. Без рук.
- Василий, я не думаю, что мое состояние должно на тебе отражаться.
- Нет, ты не такой как остальные хранители. Ты и есть мое сверх-начало. Не приставка, и не надсмотрщик. Слышишь? Это тысячеголосие смерти. Если долго всматриваться в бездну, то...
- Знаю. Я сам виноват, не нужно было показывать тебе всего этого.
Василий Темный направил льдинки глаз кверху. Усилившийся снег тут же стал заполнять его веки. Он выдохнул. Пара не было.

Голос еще что-то рассказывал, но становился все тише. Он затихал очень плавно, как затихает свет заходящего солнца. Когда он ушел, все еще звучало эхо. Сначала меж деревьев, затем - у Василия в ушах. Это эхо слилось в неразборчивый шум и его тут же поглотил звон.
Да и он затих вскоре.
На лице Василия Темного, от глаз и до подбородка, были расчерчены глубокие борозды, как от ледников, оставивших свой след на теле земли.
Они давным давно высохли.
Темный Василий больше никогда не видел света. Он остался в той зиме, в той ночи, в той бездне хвойного леса.

И хотя вы все могли его видеть на пыльных дорогах Пандоры, знайте - он все еще в этом лесу. Я подошел к нему тогда. Набрел случайно, увидел десятки голов на земле, они смотрели в одну сторону, и я пошел туда. Он не смотрел на меня, лежал себе покойно. Из разбухшего разлагающегося тела прорастали маленькие елочки. Он слушал тишину, по его щекам, словно по колее, стекали реки слез и они все поили землю вокруг него и под ним самим. Он повернул в мою сторону голову. Ну, не совсем повернул. Отклонил на долю поворота, чуть раздвинул уголки рта и прошипел:
- Тщ-щ-щ-щ...

Я не стал убегать без оглядки от увиденного, не боль, не страх сковали мое сердце, а какая-то невыразимая печаль, я побрел прочь, ведь от этой печали стали неметь мои конечности. Что за невообразимый ужас с ним произошел? Какое не постижимое осознание приобрел Василий, что подверг себя таким мукам?
И ведь странно, я встречал совсем недавно Яргла, он утверждал, что продал Василию копье. Но самое потрясающее мой рассудок произошло потом.
Через неделю я видел на выходе из города, как Василий идет мне на встречу. И не успел он пройти и ста шагов, как на него набросился матерый бандит с шипастой дубиной. С каждым шагом разбойник замедлял бег и остановился перед Василием. Затем он вовсе упал на колени! А тот стал кромсать беднягу, как это делает шинковочный механизм для капусты. Голыми руками. И даже издалека поймав скользящий взгляд его, я ощутил холод и мглу, все стало тусклое на миг и ноги будто бы из ваты. Ни разу не раздумывая я побежал прочь, к другим городским воротам. Вдарил дождь, улочки моментально стали грязными, я поскальзывался и, не помня себя, отчаянно что-то кричал. Снова бежал и снова падал. Наваждение спало, когда я выбежал из города. И тут же прекратился дождь. Небо казалось распрекрасным, словно самый чистый драгоценный камень. Цикады отпевали лето, близилась осень. Я побрел по пыльной дороге, не веря, что со мной что-то произошло. Сон. Страшный сон из детства, который я уже и не помню. Василия я больше не встречал, да и не особо хочется. Говорят, что его сейчас зовут Темным Василием. Говорят, скор на расправу, но если не трогать, то и не заметит даже. Чтож, проверять совсем не охота.